Его ладонь теплая. Прикосновение тоже. Знакомое, приятное, обычное. Он сто раз так делал, и я оставалась у него на ночь. И много раз отвечала отказом на его предложение переехать к нему насовсем. Жить вместе в его квартире. Там столько места, что можно было бы завести собаку или двух. Сам Захар не собак хочет, а детей. Он хочет большую семью, это то, чего не скрывает. Такой у него взгляд на жизнь, так хочет ее строить, а я не знаю, чего хочу, и раз за разом ему отказываю. Не в детях, про это мы даже близко не говорили, а в том, чтобы жить вместе. Он не настаивал, мы меньше года вместе. Девять месяцев, если точнее, и больше всего на свете я боюсь… случайно забеременеть.

Боюсь лишиться глотка свободы, которую дает мне наше раздельное проживание.

Захар никогда на мою личную свободу не покушался, но вокруг меня все равно будто выстраиваются рамки из разных ограничений по мере того, как наши отношения становятся серьезнее.

Чем глубже я вхожу в его семью, тем сильнее они вторгаются в мою собственную жизнь, и я борюсь с этим, как могу…

— Мне завтра вставать в семь утра, — говорю, чувствуя облегчение оттого, что это действительно так. — У меня… запись к гинекологу…

— Жаль.

Последние два дня я избегала своего парня, придумывая кучу причин, по которым мы не можем встретиться. И виной всему моя ненормальная голова, в которой будто щепка застряла!

Именно в этом и есть преимущество нашего раздельного с Захаром проживания. В том, что у меня есть личное пространство на тот случай, если оно вдруг мне понадобится.

Захар делает дозвон на телефоне, и ворота в доме его родителей разъезжаются, пропуская его спортивную «ауди» внутрь, во двор. Там уже припаркована машина его брата. И младшего, Олега, и старшего Максима. Собираться на ужины у них семейная традиция, особенно когда Максим в городе.

Захар достает с заднего сиденья машины букет роз, который мы купили по дороге. Это для его матери. В доме пахнет едой, его мать сама готовит и давно пытается приобщить меня к этому своему увлечению. Полное отсутствие у меня тяги к кулинарии ее не смущает, а я не стала приобщаться даже из уважения. Даже из уважения я не могу проглотить все содержимое своей тарелки, гоняя по ней обжаренный шампиньон.

У них прекрасная веранда во дворе. Сейчас, когда солнце садится, здесь нежарко, даже свежо, потому что за забором у них лес, и от него веет той самой свежестью.

Отец Захара крупный бизнесмен в городе, и он гораздо моложе моего папы. Мужчины обсуждают дела, поэтому я в разговоре совсем не участвую. Отсутствие ко мне внимания сегодня радует, как никогда в жизни, я вообще предпочла бы остаться дома, но на этот ужин меня пригласили официально, и отказываться было бы грубостью.

— Полина, — голос главы семейства Токаревых заставляет меня поднять голову. — Как дела у твоего отца?

Смотрит на меня через стол с дружелюбным вниманием.

— Он страдает от жары, — отвечаю. — Лето не его время, если бы мог, жил бы в горах, где снег круглый год.

— Да, — замечает мама Захара. — Возраст такая штука. Ему ведь сколько, напомни?

— Пятьдесят пять… — опускаю глаза на свою тарелку.

— Вот поэтому детей лучше заводить пораньше, — рассуждает она. — Чтобы потом с внуками было не так тяжело возиться.

— Наверное… — отвечаю, терзая шампиньон.

— Я рассчитываю хоть от одного из своих детей дождаться внуков.

— Дождешься, — хмыкает Захар.

— Полина, у тебя ведь нет двоюродных?

— Есть, но они далеко. Родители… не местные.

— Да, точно. Отец твой должность здесь получил. Когда это было? Лет пятнадцать назад? — смотрит она на мужа.

— Около того, — кивает он.