Я резко оглянулся, пытаясь понять, кто мог подкинуть это, но улицы только начали заливаться солнцем, бегуны еще не вышли на свои дорожки, а собачники не выползли из своих домов.

Внезапно дверь Фила отворилось и он, смотря себе под ноги, нес здоровенный чёрный мешок для мусора. Увидев меня, он кивнул и, закинув мешок в мусорный ящик, побрел обратной домой.

Сорваться и побежать расспрашивать его о газете – первое, что мне пришло в голову, но… я передумал, поняв, как странно я буду выглядеть со стороны. Сжав газету в руках, я пошел домой, не забыв еще раз оглянуться.

Газету я закинул на стол до какого-то времени. Сейчас нужно было прийти в себя и найти уже чертову работу, а не рассматривать кусок бумажки. Стол уже ломился от этих журналов, газетных вырезок о найме на работу. В журнале «Эффел» все объявления зачеркнуты, в еженедельных газетах давно ничего не пишут достойного. Я выкурил уже вторую пачку, но так и не позвонил ни по одному номеру, что нашёл во вчерашней газете.

И нет, проблема была не в телефоне, который валялся полу-разряженный на столе среди грязной посуды. Не в тех, кто брал трубку на том конце, все они – добрые ребята, смело интересующиеся твоей личной жизнью, про твои успехи на работе и сколько ты живешь в штатах.

Проблема во мне.

Когда эти добрые ребята узнают меня получше, они мямлят что-то непонятное, но в конце отчётливо слышно, как они просят подождать несколько дней, и они перезвонят. Все они это твердят.

Положив пустую пачку на стол, я все же взял телефон и набрал один из номеров.

– Добрый день, я по поводу объявления… да-да. Я проработал больше шести лет в «Портман, Веггельс & Уэйтил», ага. Та самая фирма! Рад слышать, что вы о ней знаете… конечно, да. Да-да. Дело в том, что я сейчас… в отпуске. По здоровью… конкретно? Ну… у меня что-то вроде… что? Я вас… Хорошо, я понял. Конечно, конечно, я всё понимаю. До свиданья.

Сжимаю пустую пачку на столе.

– Я раньше был известным адвокатом… сейчас? Ну…

…

– Послушайте, моя болезнь никак не повлияет на… постойте!

…

– Это был несчастный случай, из-за которого у меня возникли проблемы с головой… не в том плане! Нет, я потерял память и… да. Да-да… до свидания.

…

– Твою же мать! – крикнул я, упав в кресло.

Рука сама полезла на стол за третьей пачкой.

Тишина этого дома уже давно поглотила меня. Всё больше времени я провожу в тишине, а при просмотре телевизора ловлю себя на мысли, что он не вписывается в обычное состояние моего дома. Засыпаю в тишине и просыпаюсь в ней же. Ищу бессмысленные объявления о работе, обводя их скрипучим красным маркером. Тишина, которая сводит с ума больше, чем потеря памяти.

Я проснулся от ноющей боли в спине, и, раскрыв глаза понял, что заснул в кресле. Поднявшись, я выпил остатки чего-то в стакане и потянулся к пачке сигарет, но она вновь оказалась пустой. Чудесно.

Каминные часы, те самые, что достались моей маме от ее отца (по рассказам Невилла) едва слышно перебирали стрелки, словно не хотя, чтобы их заметили. Они уже давно собирают пыль на кухонном шкафу, но сегодня, ночью, из-за луны, они кажутся особенными. Они щёлкнули громче, чем обычно: полночь. Захватив с собой подушку с кресла, я побрел в кровать, надеясь выспаться.

Утром я обратил внимание на ту загадочную газету и попытался вспомнить хоть что-то про Викфилд-Роуд, но в голове словно протерли ластиком. Туда-сюда.