, – он стоял за дверью, держась за дверную ручку, – я не знаю причин этого и пытаюсь выяснить их каждый чертов день, – мой голос дрожал, – но, пожалуйста, умоляю, расскажи, что произошло.

Дверь захлопнулась с оглушающим звоном в ушах.

Расплывчатая фигура начала медленно отдаляться от двери, пока и вовсе не исчезла.

Глаза стали мокрыми, а ноги не слушались: я скатился вниз по стене, продолжая смотреть на дверь, пока силуэт фигуры не появился вновь. Она стояла какое-то время у двери, а затем постучала. Не так, как в первый раз. Намного тише и менее уверенно.

Открыв дверь, я увидел футболку-поло, вспоминая, где же я уже ее встречал.

– Привет… еще раз. Не хочу навязываться, но у меня нет ящика с инструментами, он остался в квартире, ты не мог бы одолжить отвертку? Лучше крестовую, – попросил Фил.

– Конечно, жди здесь.

Ящик лежал на одной из полок в гардеробной второй спальни, куда я стал реже заходить в последнее время.

– Вот, держи весь ящик, вдруг еще что-то понадобится, – проговорил я.

– Ну, теперь я точно знаю, что буду спать сегодня в собранной кровати! Спасибо, и да… не мое дело конечно, но… всё в порядке? – поинтересовался сосед.

– Ты прав, это не твое дело, – натянув улыбку, сказал я и закрыл дверь.

Вечер подкрался незаметно и застал меня врасплох, когда я курил дома, листая журналы о найме на работу.

Но тут в дверь постучали. Третий раз за день.

– Кровать удачно собрана, – Фил протянул мне ящик с инструментами, – у меня новоселье, а у тебя, видимо, хреновый день выдался. Может… выпьем? – подняв другую руку, сжимающую две бутылки пива, спросил он.

Я вытащил два раскладных стула, что хранились у меня на кухне, и мы уселись на веранде, наблюдая, как район потихоньку пустеет и охватывает ночь. Мы поговорили про то, куда хотели бы уехать, будь всё иначе, про счастливое детство, которое было не у каждого, название футбольной команды, обсудили бедных и богатых, монополию Китая и даже то, действительно ли Кеннеди застрелил Харви Освальд? Обсудили всё, кроме сегодняшнего дня. И я благодарен ему за это, что он решил сохранить границы. Он знает, когда нужно остановиться. Он знает.

4

Каждый раз заходя в ванную комнату, меня не покидает ощущение, что здесь чего-то не хватает. Эти пустые стеклянные полки в углах комнаты, зеркало с разрисованной рамкой, большая ванна… но я отчётливо помню, что здесь было пусто, когда я приехал сюда после госпиталя. Всё было вычищено и не было ни одного намёка на моё прошлое.

Взгляд установился на мое отражение в зеркале. Волосы засаленные и расчесанные в последний раз примерно неделю тому назад дают о себе знать – я стал походить на тех, кого Невилл забирает в каждом втором переулке Западного Вудстока. Подняв подбородок вверх, и увидев появившееся волосы, я решил отложить бритье на завтра.

Как и всегда.

Наконец, я встретился со своим взглядом, проговорив про себя, кто я такой, как меня зовут и как я здесь оказался. Темный, удручающий взгляд дал ответы на все вопросы, но при этом вызывая дополнительные у меня в голове. Я их игнорирую.

Как и всегда.

Умывшись и накинув белый махровый халат, я спустился вниз, в гостиную, соединенную с кухней через арку. Окончание варки кофе сопровождалось приятным потрескиванием, но резкий звук, не похожий на кофе-машину, заставил меня отвлечься от журнала. Стоя уже на веранде я понял, что это было – почтальон кинул утреннюю газету: та лежала посреди дорожки.

Газета была сильно потрепана и точно не выглядела свежим выпуском «Ловирдейл-ньюс»: пожелтевшая бумага, мятые страницы и порванная обложка, на которой крупными буквами красовался заголовок, точнее то, что от него осталось: