– Слышь, Зив, напиши, что ты сейчас сказал, – снова попросил Гена.

– Так, Генка, хватит издеваться над животными! – с притворной строгостью одёрнул его Женечка. – Сам, вон, возьми в зубы ручку и попробуй что-нибудь накалякать. Greenpeace-а на тебя нет!

– Ага! Он занят защитой твоих прав, козёл! – парировал Гена, тем самым, возвращаясь к выеданию мозгов.

– Геночка, – Ира поспешила отвлечь его от неприятной ей темы, – по поводу санскрита Зив сказал:

«Евгений Вениаминович, я думаю, Вы не будете спорить с тем, что Веды лучше читать в подлиннике».

А когда я ему заметила, что в письменном виде он выразил эту мысль несколько иначе, он сказал так:

«Ира, я передал суть сказанного и, думаю, этого вполне достаточно».

А сама я полностью согласна с Женечкой. Хватит заставлять Зива и Лоренца писать. Убедился, что могут, и будет. Мне кажется, синхронный перевод тебя вполне устроит.

– А вдруг что не так скажете? – изобразил Гена подозрительность.

– Так ты у них спроси, правильно ли тебе изложили, – ответила ему Ира.

– А как я узнаю? Я ж их не слышу.

– Генка! – Женечка посмотрел на него как на идиота. – Языком жестов они тоже неплохо владеют. Правда, друзья?

Зив и Лоренц кивнули.

– Ни фига себе! – снова ошалело воскликнул Гена.

Судя по всему, в глубине души он отчаянно надеялся, что всё это что-то вроде циркового представления. Но его надежда неотвратимо испускала дух.

– А вообще, Женич, это на тебя Greenpeace-а нет, и стыда с совестью тоже. Это ж надо! За невинным зверьём прятаться!

– Э-э-э! Попрошу не выражаться! – возмутился Женечка почти искренне. – Зив, тяпни его как следует, чтоб не обзывался.

– Евгений Вениаминович, а если он Вас ещё раз козлом или сволочью назовёт, Вы его тоже покусаете? – проурчал Зив.

– Что он сказал? – спросил Гена, внимательно выслушав собачье урчание, усиленно вслушиваясь.

– «Евгений Вениаминович, а если он Вас ещё раз козлом или сволочью назовёт, Вы его тоже покусаете?» – повторила для Гены Ира.

Гена покатился со смеху и хохотал очень долго, а потом…

А потом его гнев окончательно прорвал плотину.

Ира Гену таким разъярённым никогда не видела и никогда не подозревала, что его словарный запас столь богат как отчасти цензурными, так и не совсем цензурными, а также и совершенно нецензурными ругательствами.

Он ходил, точнее, почти бегал по гостиной, зверски жестикулировал и истошно орал. Помимо нынешнего события, он припомнил Женечке всё, как поняла Ира, начиная от Сотворения Мира, а вполне возможно, и с ещё более отдалённых времён.

В самом начале Ира попыталась остановить его, приняв этот взрыв за шутку. Она даже представить себе не могла, что такое может быть всерьёз. Понять это ей пришлось быстро, и она от ужаса аж вдавилась в кресло, на котором сидела.

Женечка сосредоточенно рассматривал что-то на потолке и казался безмятежно спокойным, словно не в его адрес нёсся остервенелый поток ненормативной лексики.

Женечкин отсутствующий вид ещё больше бесил Гену. Его ярость, по всем признакам давно вышедшая за все мыслимые пределы, продолжала неуклонно нарастать.

И вдруг, Женечка внезапно расхохотался.

Ира вздрогнула, словно её окатили ледяной водой.

Видимо, то же ощущение испытал и Гена, так как осёкся на полуслове.

– Ген, прости меня дурака, – Женечкин тихий и спокойный голос, как бритвой разрезал воздух. – Я только сейчас понял, чего это ты так взбесился.

– Ну и что ты понял?

Гену всего трясло. Сражённый ледяным спокойствием Женечки, он стал говорить почти шёпотом, в сравнении с недавними воплями.

– До твоего звонка мы успели навести порядки, выпить чайку с Татьяной Николаевной, проводить её домой и вразвалочку вернуться. Тебе что, всё же пришлось побывать у Натали в постели?