Что-то ей сказал тогда такое Дементьев. Какие-то слова, видимо, нашёл. Не подобрал, нет – в таких ситуациях слов не подбирают. В таких случаях всегда говорят искренне, от души. И что-то было, видимо, у него на душе такое, что заставило её закричать на всю улицу голосом на грани истерики:

– Нет её, твоей Ники! Не вернётся она! Потому, что никогда её и не было, понял?!

Развернувшись, она забежала в бар – Андрей успел заметить, как блеснули в свете огней над парадным входом «Сатурна» дорожки слёз на её щеках.

Дементьев направился к друзьям. Старался держаться молодцом, конечно, но все трое заметили – парень, практически, рыдает. Молча. Кто-то как-то сказал, что если мужчина плачет – то это либо огнестрельное, либо перелом. Но бывает ещё третий случай. Когда в сердце.

– Надо было сматываться им оттуда, – сказал Вовка, перебив рассказ Андрея, – Просто бывает, что ситуация так… поглощает, что вроде бы очевидные вещи – и те доходят только потом.

Он поднял рюмку, отсалютовал мне – начальное его недоверие прошло, да и атмосфера располагала к откровенности. Андрей открыл форточку на кухне, чтобы вытянуло сигаретный дым, снял с плиты сковородку со шкворчащей яичницей с колбасой и поставил на подставку, что уже стояла на столе. Посмотрел на уже почти пустую бутыль и заметил:

– Одной, чувствую, не отделаемся…

– Ничего, завтра выходной, – похрустывая огурцом, сказал Вовка.

– У тебя когда поезд?

– Завтра вечером, – сказал я, – С гостиницами у вас тут как? Я нашёл одну в центре, места есть, но цена кусается. Найдём подешевле?

– Никаких гостиниц, у меня останешься, – возразил Андрей, – Денег много, что ли?

Стало быть, спешить некуда. Вот и отлично. Можно и побольше подробностей.

Трубников-младший, как несложно догадаться, и крик услышал, и зарёванную пассию свою увидел. Выскочил на крыльцо и, конечно, сразу о причине смекнул, глядя в спину уходящему Дементьеву.

На окрик остановиться Серёга не отреагировал. Сам Трубников соваться не рискнул. Распахнул дверь бара, кликнул Броню, а тот уже вышел с друзьями. Когда на глазах у Андрея четверо повалили Дементьева и начали пинать ногами, выбора уже не оставалось. В толпу с разбегу кинулся Лёха.

А Андрей из ножен на ремне джинсов достал Серёгин подарок на день рождения.

– Двоих он порезал хорошо, – кивнул Вовка на Андрея, – Не проткнул, именно порезал. Ну, так, чтоб без летальных последствий. У Брони так теперь шрам на лице на всю жизнь. И правильно. Так ему, чтоб помнил, – и матом в три этажа.

– Я в шею хотел, – признался Андрей. Шла вторая бутылка, и недоверия промеж нами уже не осталось, – Настолько злость меня взяла, за Серёгу, – тоже в три этажа, да и покрепче, чем Вовка до этого, – Думал, убью сволочь. Собраться бы однажды всем городом – и всех их…

– Они говорят, им нельзя рисковать. Потому, что у них есть дом, – задумчиво напел Вовка песню Цоя, и показал мобильник: – Лёха отписал. Сел в такси, сейчас будет.

– Серёгу они не сильно помяли, – продолжил рассказ Андрей, – Зимняя одежда, плюс руками он голову сразу закрыл. Ну и мы успели, конечно. Второго я бы и трогать не стал, там главное Броню было выключить. Это ж как собаки – без вожака разбегаются. Но второй тоже нож выхватил, я его по руке и полоснул. Лёха Серёгу выхватил, и мы – ходу сразу, в сторону реки. Ну чтоб со следа сбить, чтоб не нашли. Пока они там хлопотали вокруг Брони, мы уже ушли. Чего там… В городе сто тысяч человек, братва под градусом, плюс темень – хоть глаз выколи – не нашли бы они нас потом. Они, конечно, кричали в спину, что из-под земли достанут, но мы-то знали, что это так, от бессилия. Ни Броня, ни Трубка – они ведь не из серьёзных бандитов, так, отморозок на зарплате у коммерса. А вот Серёга взаправду воспринял. Ну, мы дали крюк, вышли к дому когда – возле Сатурна уже никого, у дверей квартиры Вовка стоит, ждёт. На нас только глянул, сразу всё понял, молодец.