– Она умрёт, да? Как мама? ― и подумав, предположила: ― Может, это нервная горячка? Говорят, у женщин такое бывает.

– Это не нервная горячка, ― как говорить с детьми, Рене не знал, поэтому добавил, улыбнувшись: ― всё будет хорошо.

Ложь, и Эльза прекрасно это поняла.

– Как давно она заболела?

Ребёнок задумался.

– Пять или шесть дней назад. Как маму похоронили. Она умерла на прошлой неделе. Я на гроб землю кидала. Мы как пришли, так Мариша легла и уснула. Один раз подумала, что она не дышит и испугалась. Подёргала, а она глаза открыла и попросила, чтобы я папе чай принесла, а то он с самого утра работает. Я испугалась, папка-то помер.

Извозчик, получивший несколько медных монет за скорость, гнал лошадь по пустым ночным улицам и резко затормозил перед домом. Послав его за врачом, Рене поднялся в квартиру и сразу же положил Машу на диван в гостиной.

– Набери воды в ванну. Я покажу…

– Я знаю, как пользоваться краном. Где ванна?

Рене указал на дверь, и решительная девица, бросая прямо на пол пальто и шапку, припустила в указанном направлении.

– Только холодную! ― крикнул он ей вслед.

Сам же принялся таскать с улицы снег и кидать его в воду. Когда ванна была наполнена, снег шапками плавал на поверхности. Эльза осторожно потрогала воду и ойкнула:

– А ей не холодно будет?

– Будет, но так надо ― температура слишком большая, ― пояснил Рене. ― Так надо.

Он бережно развернул Машу, снял мокрую от пота сорочку и отнес в ванную. Та, будто предчувствуя, заворочалась и стала слабо сопротивляться.

– Так надо, девочка. Надо. Станет легче, вот увидишь, ― уговаривал он скорее себя.

Холод привел Машу в некое подобие сознания. Она билась, пытаясь выбраться, кричала и плакала, а Рене с маниакальным упорством засовывал её обратно и уговаривал потерпеть. Через пару минут она всё же успокоилась. До прихода врача Рене удалось вытащить её, насухо вытереть и перенести в спальню.

Доктор, которого в своё время очень нахваливала леди Розали, выглядел до противного бодрым. Он придурковато улыбался в пышные усы, фигурно закрученные на кончиках. Машу он осмотрел быстро и совершенно невнимательно, оставаясь всё таким же бодрым и счастливым.

– Вы, конечно, правы ― это чёрная лихорадка, ― доктор развел руками. ― Ничего не поделать. Советую вам отправить девушку в скорбный дом и хорошенько очистить помещение, дабы вы сами не заразились.

– И это всё, что вы можете предложить? ― Рене испытывал сильное раздражение. Как человек, который болел крайне редко, он предполагал, что врач больше заинтересован в выздоровлении, нежели в как можно скорейшем побеге от пациента.

Эскулап смотрел со снисходительной жалостью, казалось, не замечая ни угрожающих ноток в голосе Рене, ни его взгляда:

– Да зачем попусту лекарства переводить? Девушка обречена.

– А что бы вы прописали, если бы не была обречена? Желательно, чтобы это что-то нашлось в вашем кофре.

Доктор поморщился, но выложил несколько бутылочек, порошков и пилюль и даже написал подробную инструкцию, беспрестанно сожалея о таком недальновидном поступке Рене.

– Если она переживёт эту ночь, то возможно есть шанс, ― бросил на прощание доктор.

Рене помнил, что когда сам болел простудой, бабушка давала ему чай с малиной и молоко с мёдом. Вместе с Эльзой они попытались напоить Мари, но та едва ли смогла проглотить хотя бы половину. Потом девочка уснула подле сестры, завернувшись в плед, и забавно сопела во сне. Рене перенёс её на диван в гостиной. Сам же смог поспать едва ли пару часов в кресле в спальне. Он засыпал, просыпался, вздрагивая и прислушивался к неровному дыханию девушки.