– Иван Осипович, выйди за дверь, – Кузьмин не желал посвящать в деликатный вопрос стороннего.

Получив прямое попадание в бронеплощадку, «Витязь» встал на ремонт в Курском депо. Громоздкую черепаху облепили слесари в брезентовых фартуках. Им помогали, предостерегая от саботажа, чины команды. В две смены трещала сварка, разбрызгивая снопы искр. Ухали пудовые кувалды, раскалёнными клёпками сшивая броневые плиты. Артиллеристы возились с заклинившим орудием, в турелях были заменены повреждённые «максимки».

И уже одиннадцатого октября «Витязь» работал у станции Стишь под адским огнём артиллерии, вплоть до шестидюймового калибра. Благодаря непрестанному маневрированию обошлись минимальным уроном – осколки посекли паровоз и покурочили контрольную площадку. Людских потерь на сей раз не имели.

На следующее утро бронепоезд вновь был вызван на позицию. Поднятая по тревоге команда не успела позавтракать, перекусывали на скорую руку в пути следования. Старший офицер Решетов метко тюкнул сваренным вкрутую яйцом об угол снарядного ящика, проворно очистил скорлупу. Мутная жидкость, плескавшая в кружке подполковника, распространяла амбре сивухи.

– Напрасно пренебрегаете, поручик, – предпринял Решетов повторную попытку обрести соратника. – Эликсир бодрости, слово «михайлона»[119]!

Поручик Воротынский, обладатель фатовских усиков и моднейших бачков, инспектировал физиономию в карманном зеркальце, с досадой ощупывая проступившую на подбородке неряшливую щетину.

– Увольте, Пал Палыч, – отозвался он капризно. – Целый день предстоит нам стрелять, а от вашего эликсира пятью пять – сорок девять выходит. Какой тут коэффициент удаления рассчитаешь?

– На прямую наводку выкатим, тригонометрия не понадобится… Ну-с, за раненых, за пленных, за дам и за нас, военных! – пробормотал скороговоркою подполковник, выдохнул в сторону и решительно влил в себя содержимое кружки. – Лютая зара-аза!

Спешный выход на фронт был обусловлен аварией недавно сформированного лёгкого бронепоезда «Гром победы».

– Какой неудачный дебют, Владюша, – прожевав яйцо, Решетов оторвал от пучка зелёного лука стрелку, сложил вдвое, сунул в рот. – Какая бездарность!

Впрочем, поносить командиров «Грома» он раздумал и стал в лицах представлять вчерашнюю беседу с контрразведчиками. У подполковника, как у истого артиллериста, наличествовали проблемы со слухом, после недавней контузии обострившиеся. Сам того не замечая, он был громогласен.

– Прикатила из Харькова тыловая колбаса – надушенная, наглаженная! На авто! Клаксоном квакает! С помпой! Капитанишка, а гонору, будто у полного генерала! И с налёту пытается меня… Меня-а! – подполковник задрал кверху толстый палец с чёрной каймой под ногтем. – Отцукать как приготовишку! За какого-то прощелыгу осважника, которого при эвакуации Орла я совершенно обоснованно приказал сунуть в холодную! Помните, Владислав, ту историю с географией?

– Смутно.

– Вот и я из головы выкинул. А капитан этот нудит, хуже комара. Якобы осваг был их тайный курьер и вёз разведку. Я извилины напрягаю и даю обстоятельный ответ. Осадите, говорю, любезный, про курьера не ведаю, но вот злоумышленника, угрожавшего… отставить, намеревавшегося взорвать нашу славную бастилию на колёсах, припоминаю отчётливо!

– Он, напротив, предупредил о взрыве, – поручик сосредоточенно пытался налить из чайника кипятку и не расплескать.

Разогнавшийся после Малоархангельска бронепоезд дёргался на стыках рельсов как припадочный.

– Вас, Владик, я вижу, память подводит. Удивительно, как вы в училище дифференциальное и интегральное исчисления одолели-с. Документы у хлюста того были явной липой, а морда – самая жидокомиссарская. По уму его стоило прислонить к стенке, но вы знаете, я не любитель руки марать. Контрразведка выслушала, басы умерила, принялась тихой сапой скрадывать. «Поймите правильно, господин полковник. Каждый из нас борется с гидрой большевизма на своём посту, господин полковник». Тьфу ты, в бога, в душу и в кузину-суфражистку