В Крыму полулегально действовал центр по вербовке офицеров в Добрармию. Во главе организации стоял генерал-майор де Боде, исполнявший свои обязанности крайне пассивно. Засев в курортной Ялте, где не имелось железной дороги, а автомобильное сообщение было накладным, барон де Боде не дал армии ни одной значительной партии добровольцев. Кузьмин три месяца провёл в подвешенном состоянии, так и не дождавшись отправки в войска.

В ноябре в Германии вспыхнула революция, немцы очистили оккупированные земли. Полуостров заняли деникинцы. Началось формирование Крымско-Азовского корпуса, в ряды которого ротмистр Кузьмин вступил одним из первых.

Расставание с Ириной вышло тягостным, она не желала понимать, почему для мужа мифическая идея борьбы за Родину важнее близкого человека.

Кузьмин стиснул зубы, с головой уйдя в службу. Скоро обнаружилось, что новое воинское соединение является несерьёзной конструкцией, абы как слепленной из разрозненных отрядов, батальонов, батарей и отдельных рот. С заменой бездельника де Боде на молодого боевого генерала Боровского появились надежды, вскоре, впрочем, рассеявшиеся без следа. Надорвавший на войне нервную систему Боровский делу предпочёл разгульное пьянство.

Кузьмин стал добиваться перевода в Добровольческую армию, мотивируя свою просьбу отсутствием вакансий в конных частях. Несмотря на критическую ситуацию, российская бюрократическая машина осталась неповоротливой. Лишь в марте девятнадцатого ротмистр получил назначение в Ингерманландский гусарский дивизион, оперировавший в Донбассе в районе Юзовки.

Ингерманландцы приходились новгородцам однодивизниками, посему Кузьмин встречен был радушно, получил под начало офицерский взвод. По нынешним меркам это была высокая должность для новичка. Глядя на возродивших ячейку своего полка гусар, Кузьмин задумал собрать однополчан-драгун. Его замысел совпал с планами начальства. Организационные мероприятия проводились без отрыва от боевой работы, и, надо сказать, небезуспешно.

В апреле, когда дивизион вёл бои в Донской области, пришли дурные вести из Крыма. Французская эскадра, распропагандированная большевиками, оставила Севастополь. Полуостров стремительно накрыла вторая волна совдепов. Воинство генерала Боровского, наречённое к тому времени армией, как и следовало ожидать, оказалось недееспособным. К началу мая Крым, за исключением Керченского полуострова, стал советским. Почтовое сообщение с Феодосией, где осталась Ирина, прервалось.

Ингерманландцы не покидали передовой. Рубились на реке Донец у города Славянска. Захватили вражеский обоз на станции Гончаровка. Продвигаясь на север, сражались под Белгородом, Борисовкой, Томаровкой, Готней и Тихвинским монастырём.

В июле Ингерманландский дивизион развернулся в полк под историческим именем. Один из эскадронов в нём был новгородских драгун.

К этому времени добровольцы вновь очистили Крым от «товарищей». Кузьмин сразу написал Ирине, ответа не дождался.

Лето сгорало в боях и походах. Под селом Димерка новгородцы стукнулись с красной конницей. Сабельный хоровод завертелся на бугре у мельницы. Всего на секунду Кузьмин пренебрёг главным правилом кавалерийского боя: «Бьёшь одного, второго видишь». Незамеченный «второй» наскочил визжащим чёртом, нанёс короткий удар сверху. Ротмистр сумел отпрянуть, и клинок, разрубив околыш и козырёк фуражки, лишь самым кончиком косо полоснул по лицу. Хлынувшая кровь залила глаза, ослепила. К счастью, драгуны опрокинули врага. Страшная с виду рана оказалась поверхностной. Кости черепа не пострадали. Всего на десять суток Кузьмин покинул строй. Вернулся сразу, как сняли швы. С той поры он пугал окружающих шрамом, менявшим оттенки в зависимости от настроения ротмистра – от ярко-клюквенного до густо-багрового. О приобретённом уродстве Кузьмин старался не думать. Во время бритья концентрировал взгляд на нижней части физиономии.