Сухумский уловил настрой командира группы и поспешил извиниться.

– Простите, если задел вас. Разумеется вам виднее.

– Ничего, всё хорошо. – Ответил Трест смутившись. Он остановил взгляд на спине идущего впереди снайпера и с минуту, не отрываясь, наблюдал за Бекасом.

Молодой снайпер нравился командиру. Несмотря на свою наивность, парень был очень способным и никогда не старался лезть наперёд или перечить старшим по званию. Чего нельзя было сказать о других. О тех же Гекторе с Самохватом или даже Бересте. Если первые двое могли идти наперекор командиру исключительно ради своей забавы (чего майор не одобрял, как и все остальные) два друга всегда выполняли поставленную задачу после небольшого нагоняя, то заместитель довольно часто шел наперекор Тресту. Не при всех, конечно, а когда офицеры оставались вдвоём. «Неужели в спецназе военной разведки все такие?» – Частенько задавался вопросом командир группы Алексей Фёдоров. Такие конфликты с заместителем обычно приводили майора в бешенство, которое с каждым разом всё труднее становилось контролировать (после недавней контузии майор стал более агрессивным и несдержанным), однако командир группы мог вовремя остановиться, каждый раз напоминая своему заместителю о том, что приказы сначала исполняются, а лишь потом обсуждаются. Помимо этого, Трест ничего плохого не мог сказать о своём заместителе. На заданиях ему не было равных. Своё дело молодой лейтенант знал отлично.

Трест посмотрел на часы. Из отведенного на поиски времени уже прошло почти два часа, а это значило, что скоро нужно будет возвращаться. По всей видимости ни с чем. Командиру группы самому не хотелось прекращать поиски так быстро, но скоро должно стемнеть, в темноте в таком густом лесу разведчики мало что смогут разглядеть. В арсенале «Паллады» не было приборов ночного видения, а светить фонариками в лесу слишком глупый поступок для таких опытных разведчиков, как Трест и его группа. Оставлять группу с вертолёта посреди ночи в этом лесу, где, вероятно, еще могли скрываться таинственные враги, не хотелось, но отправлять своих людей на поиски в неизвестном направлении в этом же самом лесу хотелось еще меньше.

Трест вздохнул и снова посмотрел на часы, хотя делал это пару минут назад. Сухумский, сопевший рядом, перевёл взгляд на командира группы, поправил очки и невесело усмехнулся.

– Заложники привычек.

– Что? – Трест оторвался от своих мыслей. – А, да. Никак не могу отвыкнуть.

Оба замолчали. Сухумский снова стал вглядываться в зелёную стену вокруг, копируя действия разведчиков, а Трест продолжил наблюдать за Бекасом.

***

Князь и Ифрит одновременно остановились и опустили автоматы, когда Кардинал объявил об окончании поисков.

– Пару минут дух переведём и двигаем обратно. – Кардинал прислонился к дереву и вытер пот со лба ладонью. Сержант Сергей Усманов, он же Кардинал, поднял голову и посмотрел на едва видимое сквозь плотный заслон листвы деревьев, небо. Вот опять они на задании. Опять преследуют какие-то таинственные цели. А когда было иначе? Личному составу, к которому теперь относился сержант, никогда раскрывают всех подробностей миссии. Да что там, иногда и сам командир не знает всего до конца. Хотя Трест, всё-таки, помня о тех временах, когда Кардинал был его заместителем, по привычке посвящал сержанта в детали заданий, в этот раз он ни сказал ему ни слова. Значит ли это, что командир перестал ему доверять? Может недавняя контузия так повлияла на него? Или же командир сам не знал, что они тут ищут и что в загадочных контейнерах? Вполне возможно. Кардинал опустил голову и посмотрел на остальных. Князь расселся на траве, привалившись спиной к дереву, и закрыл глаза. Ифрит стоял, широко расставив ноги, и поигрывал ножом в правой руке. Довольно ловко удавалось ему вращать отполированное до блеска лезвие, задействовав при этом всю руку – как будто состязался с воображаемым противником. Разведчик, не моргая, смотрел на Кардинала, ожидая дальнейших распоряжений. В его взгляде читался вопрос, жажда действий и ещё что-то. Что-то неуловимое. Впрочем, долго смотреть в его глаза Кардинал не мог. Никто не мог. Взгляд сам тянулся от глаз к жуткому шраму на левой щеке. Ифриту много раз предлагали его удалить, благо современные средства позволяют это сделать, однако он предпочел оставить шрам, как напоминание, о том, что он чуть было не проиграл схватку, которая стоила бы разведчику жизни.