– Так бабушка у нас сама красавица! Неужто лучше нее?

– Лучше не лучше, а городская, столичная, модная, накрашиваться умела, фигура складная. Бабушка-то худенькая была.

– И что дальше? К чему это все?

– А к тому! Одинокая она была, овдовела давно. Вот на деда нашего глаз и положила, даром что сват.

– И что? Знаю я про эту поездку, одну ночь они в Москве ночевали всего! У внуков!

– Вот эта ночь-то и была памятная, роковая.


Алексеевна слушала с замиранием сердца. Словно ее взяли за руку и силой тащили в запретную волнующую тайну. Сама она была натура страстная и влюбчивая, и предчувствовала тут страсти небывалые… и много выдумки! Образы высокой худенькой бабушки и статного круглолицего деда ожили перед глазами.


– Дедушка-то очень хорош был собой, на него и в старости заглядывались. Видно, бес попутал, – продолжила мать, словно вглядываясь в полумрак своей уходящей жизни и промелькнувшей мигом молодости.


…Уложила гостей сватья в одной комнате, внуков в другой, а сама в третьей осталась. Спокойной ночи сватам пожелала, после угощения с вином. И вышла, глянув на них печально и завистливо. Среди ночи услышала бабушка сквозь сон тихий шепот. Глаза приоткрыла: стоит рядом с дедом сватья и за руку его тянет с постели. И увела из комнаты. Не поймет бабушка, что случилось. А в квартире тихо. Внуки молчат, спят. Ни звука. Время идет…


И вдруг встала бабушка, свекровь моя, тихонько и пошла босиком в коридор. Все слышала, что там у сватьи за закрытой дверью было, все поняла. Постояла на холодном полу, но дверь не толкнула, вернулась в свою кровать и легла, лежит и плачет тихонько, без всхлипов. Семерых детей ему родила… В семнадцать лет женился… мол, спасу от любви нет… любил… а она-то как его любила!

Вернулся муж и лег рядом молча. Но понял, что бабушка не спит. Спрашивает:

– Что не спишь?

– Да сон плохой приснился…

– Какой?

– Тебя я потеряла… в лесу… заблудилась и выход не найду.

Помолчал дед. И вдруг согнулся, схватил горячей рукой под одеялом ее ступню. А ножка-то – ледяная… Все он сразу понял. Уехали наутро, и больше не ездил он к сватье. Внуки подросли – сами приезжали проведать. Вот так-то, а ты думала, не изменял…


И еще было… Показывали бабушке, потом уже, ребенка в деревне, баба одна вдова неизвестно от кого принесла. А ребенок-то, говорят, вылитый твой Иван… Бабушка день выбрала, пошла на другой конец деревни, увидела этого мальчишку вблизи… вылитый… Ничего деду не сказала, и он ей тоже никогда не говорил о сыне нагулянном. И никто не знает этого, кроме меня. Обе мы с ней плакали тогда, и об отце твоем тоже…


Молчала Алексеевна. Потрясение великое испытала. Могла бы мама унести тайну с собой… открыла. И хорошо, что рассказала. Любовь-то никуда не делась. Понимание пришло… Что жизнь – штука сложная. Все не объяснишь в ней, не разложишь по полкам: плохое, хорошее… верность, неверность… Вместе они, рядом лежат, и для внуков – навеки святы.

Съездил

В столице в понедельник умерло несколько десятков, а может, и сотен человек. И среди них был шестидесятилетний Петр Васильевич Одуванчиков. Родился Одуванчиков в глубинке, был сельским механизатором, стал рационализатором в свое время, и его за эту самую изобретательскую жилку в зрелые годы перетянули на крупный завод. Заболев тяжело, он завещал похоронить себя в родном селе – на кладбище, рядом с предками. Теперь надо было выполнить его волю, то есть поручение.


Проблем с этим не было, кроме одной. Родни у Одуванчикова в этой глубинной деревне, тоже дышащей на ладан, не осталось. Стали искать его учителей (тоже все померли к этому времени) и одноклассников. Нашли кое-кого, но ни один не пожелал поехать в глухомань ради последних проводов подзабытого Одуванчикова. Вспомнили, что в областной газете трудился его ровесник и однокашник, фотограф Афанасий Курочкин. Как это оказалось кстати! Вот ему-то и поручили проводить Одуванчикова. Сказать речь, а главное, сфотографировать траурный митинг и отчитаться перед столичным заводом, который взял на себя доставку тела к родному кладбищу и обещал перечислить неплохие деньги за корреспондента-земляка. Словом, изобретателям везде у нас дорога и торжественные проводы.