И хорошо, что лето было сырое! Вокруг водохранилища был лес – он и теперь там еще сохранился, несмотря на бурное размножение коттеджных поселков. На нашем берегу был лес еловый и осиновый, на противоположном – березовый с примесью осины. И это было замечательно, потому что в еловом и осиновом лесу в сырое лето выросло невиданное количество грибов. Грибы были белые и подосиновики, и никаких больше. Вообще. Зато даже такие неважнецкие грибники, как мы с отцом, собирали их десятками. Даже не всякий увиденный гриб брали – если мелкий, то оставляли до завтра, приметив место, пусть еще подрастет. Другие грибники носили белые грибы корзинами. Один особенно темпераментный товарищ по утрам, вернувшись из леса, докладывал всем с дебаркадера: "Представляете, сорок два грибочка! Сорок два отличных беленьких грибочка!"

Сначала мы их пытались сушить, но на воздухе они червивели и гнили, поэтому все отдыхающие ходили в столовую к повару и просили для своих ниток с грибами места на печке. Потом, когда стало ясно, что сохранить подсушенные грибы в течение трех недель будет трудно, решили их есть сразу. Купили в местном магазине хлеба, алюминиевую кастрюльку и пачку масла, и жарили на костре эти грибы, а потом ели с одним хлебом. На обед в столовую можно было уже не ходить.

Да, столько грибов одновременно мне за всю жизнь пришлось видеть раза три-четыре.

С годами силы местных грибниц не иссякли. Лет пятнадцать назад я привезла на Пяловское водохранилище свою собственную семью. Пароходов с колесами и деревянной пристани с домиком там уже давно не было, но дороги оказались по-прежнему плохие. А потому на тот берег, возле которого когда-то стояли "Севрюги", мы так и не проехали. Но на другом берегу грибов оказалось не меньше. Правда, поскольку это был березовый лес, там были только сыроежки, и ничего больше. Зато сыроежек мы набрали два ведра.

Но я не теряю надежды: вот выйду на пенсию и доберусь до елового леса на берегу Пяловского водохранилища. Может, еще будут белые грибы в огромных количествах?

В "Комсомольской правде" появилась однажды заметка о том, что если уж Хэллоуин считать чем-то чуждым, но играть в ряженых очень хочется, то можно было бы возродить давно забытые святочные процессии ряженых. Статью написала сравнительно молодая журналистка, для которой святочные медведи и козы – обитатели учебников истории и этнографических трудов. А я вот застала их сама во времена своего детства, причем не в глухой провинции, а в черте Москвы.

Было мне тогда неполных двенадцать лет, и были зимние каникулы, хотя погода совершенно не соответствовала – тающий снег, грязь, слякоть… Отец повез нас с мамой куда-то на машине, На Новогиреевской было какое-то транспортное происшествие, и он решил объехать это место по боковой безымянной улочке. Сейчас это место называется Утренняя улица, и застроено солидными высокими домами. А тогда там были частные владения с густыми садами, покосившимися заборами, старыми сарайчиками с хрюкающими свиньями и посеревшими от дождей одноэтажными домами (никто их не ремонтировал и не красил, все ждали переселения в новые квартиры).

И вот из какой-то калитки выскочила на разъезженную грязно-снежную дорогу компания. С баяном, со звенящим бубном, шумные подпившие люди окружали две бурые мохнатые фигуры, встав прямо посреди дороги. Мохнатые выскочили вперед и начали прыгать и плясать под пение и баян. У одного торчали с боков настоящие медвежьи лапы с когтями, а сверху – медвежья голова, явно надел медвежью шкуру поверх куртки. Другой выглядел таинственно и страшновато – из накинутой на человеческую голову мохнатой коричневой шубы поднималась на высокой палке маленькая, вырезанная из дерева, потемневшая от времени голова козы. Козья голова кивала в такт музыке, а ряженые раскачивались и подпрыгивали. Один парень из компании вытащил из кармана бутылку с чем-то непонятным, явно не фабричного производства, отсалютовал отцу – выпей с нами, мужик! Мама испугалась – ну пьяные же люди, и много их, что им еще в голову придет? – но отец притормозил, помахал гуляющим, и нас пропустили. А я еще долго оглядывалась на своем заднем сиденье, старалась разглядеть, нет ли у них еще кого-нибудь, наряженного зверем. Но больше не было.