– Ты пришел за правдой, – заговорили рты хором, и каждый звук оставлял трещину в воздухе. – Но правда съест тебя раньше, чем ты поймешь ее вкус.

Грак’зул не ответил. Вместо этого он вырвал один из своих корней и бросил его в ближайшее зеркало. Осколок взорвался, выпустив Стражей Молчания – существ без глаз, с кожей из пергамента, исписанного запретными молитвами. Они двинулись к нему, их пальцы, острые как стилусы, царапали пол, высекая искры. Орк схватил ближайший осколок зеркала. Отражение в нем – он сам, но с глазами, полными звездного пепла – улыбнулось и прошептало:

– Разбей нас всех, и ты увидишь.

Грак’зул разбил осколок. Зал содрогнулся, а Мать Шепчущих Теней взвыла, ее рты истекали черной смолой. Тени смешались со светом, и орк упал в Бездну Отражений, где каждое падение рождало новую версию его пути. Очнулся он в Пещере Спящих Сердец. Стены здесь бились, как груди исполинов, а под потолком висели сердца – огромные, покрытые шипами, соединенные жилами в единую сеть. В центре пещеры стоял колодец, наполненный не водой, а сгустками тьмы, из которого доносился звон цепей. Череп, давно рассыпавшийся в прах, внезапно зашептал снова – голосом самого Грак’зула из прошлого:

– Они боятся не тебя, а того, что ты несешь.

Орк подошел к колодцу. В его глубине мерцало отражение – не его, а Пепельных Пустошей, но искаженных, словно увиденных сквозь слезу бога. Там, среди огня, стоял он сам – прежний, с топором в руках, еще не тронутый троном.

– Выбор, – прошептала тьма.

Грак’зул засмеялся и шагнул в колодец. Цепи разорвались, а сердца на стенах забились чаще, выкрикивая его имя на языке, который забыли даже тени. Падение длилось миг и вечность. Он приземлился там, где начал – в Пепельных Пустошах, но теперь земля под ним дышала в такт его шагам, а небо плакало пеплом, узнавая своего нового хозяина. Рог завыл в последний раз – не позади, не внутри, а повсюду. И Грак’зул пошел. Не вперед, не назад – сквозь.

Озеро Черного Зноя дышало паром, поднимающимся с поверхности, будто сама вода кипела от прикосновения к ее коже. Она вошла в озеро, как входит в битву – без колебаний, раздвигая волны мускулистыми бедрами. Вода, густая от пепла и минералов, обволакивала ее, смывая с тела пыль сражений и запах дыма. Когда она вышла на берег, с нее стекали струйки, оставляя мокрые дорожки на камнях. Ее ноги, длинные и иссеченные шрамами-зигзагами, будто карта невидимых войн, утопали в черном песке. Вода капала с мощных бедер, округлых, как щиты, и с живота, плоского и жесткого, пересеченного шрамом от клыка тролля – знаком, который она носила с гордостью. Между ног, в тени мускулистых изгибов, темнела полоса влажной плоти, скрытая лишь пепловой дымкой, что клубилась над озером. Спина Зарг’ры была полотном битв: перекрещенные рубцы, старые и новые, обрамляли мышцы, играющие под кожей цвета вулканической бронзы. Ее задница, круглая и сильная, как наковальня кузнеца, напряглась, когда она наклонилась, чтобы собрать дреды – черные, тяжелые, переплетенные с костяными амулетами. Вода стекала по ним, как по корням древнего дерева.

Грудь, полная и упругая, с сосками, темными, как обсидиан, поднималась в такт дыханию. Лицо – резкое, с высокими скулами, будто высеченными топором, – смягчали губы, полные и рассеченные старым шрамом. Глаза, желтые, как расплавленное золото, светились в полумраке, отслеживая каждое движение в окрестностях. На руках, от запястий до плеч, вились татуировки – руны Пепельных Пустошей, говорящие о подвигах, которые не смели повторить даже вожди. Она потянулась, и мышцы спины заиграли, как тетивы лука. Воздух дрожал от ее присутствия. Вдали, за скалами, завыл ветер, но Зарг’ра лишь усмехнулась, проводя ладонью по бедру, смахивая капли. Ее тело, мокрое и сияющее, было оружием, алтарем и знаменем в одном. Черный Зной замер, наблюдая. Даже огненные саламандры, обычно жалящие путников, заползли в трещины, почуяв, что эта орчиха – не добыча. Она была бурей, еще не обрушившейся, но уже собравшейся. Зарг’ра наклонилась за мечом, лежавшим на груде доспехов. Ее движения были медленными, нарочито неспешными – вызов всему, что пряталось в тенях. Когда клинок коснулся ее ладони, озеро вздохнуло, выпустив пузырь серного газа.