– Вот это поворот, – удивилась Софья, – почему его не посадили?

– Любопытный факт. Для меня это парадокс. Через четыре дня, после объявления приговора Пекинскому, был убит президент Польши Лев Кравчик. Началась революция. Амнистия от новой власти. А ты знаешь, кто стал новым президентом? Огинский! Густав Огинский.

– Андрей не мог быть замешан, мы ещё были во Львове и знать не знали.

Илья неестественно улыбнулся:

– А я и не сказал, что именно наш общий дружок отправил Кравчика на тот свет, но факт же упрямая сука-штука. По знакомым каналам Пекинский перебрался в Минск, где встретился с одногрупницей Збарской. Она тоже хороша. Детство было тяжёлое: Отец погиб при обороне Дублина, мать умерла от горя, сама она нашла могилы родителей только спустя большое время…

– Ирландка?

– Сучка та ещё, нет, чтобы всю свою генетическую обиду на англичан выплёскивать исключительно на англичан. В Лондоне убила четырёх кандидатов на пост премьер-министра, вызвав тем самым кризис власти, свержение королевы и установление республики. Так она ещё четырёх министров новой республики собственноручно удушила. И посла Ирландии ещё. За компанию. Чтобы рыжеволосый лепрекон мог поквитаться там.

Софья слушала леденящие кровь истории выпускников-психологов с интересом. Страха в её глазах не было: весь страх ушёл ещё во Львове не без помощи Апостола.

– А Болгария? Кто там нагадить успел?

– Оба. Но это была тёмная история, скорее всего, их просто оговорили под болгарскими пытками.

– Как же их пытали там, в Болгарии? Если честно, Илья, мне слабо это представляется.

– Заставляли слушать в течение пяти часов концерты Филиппа Киркорова.

Софья от смеха подавилась кофейным напитком.

– Якобы из-за них самолёт при посадке самолёт чуть не снесло в сторону моря. Но тут их подставили. А болгары, ну не мне рассказывать какие болгары сволочи бывают, не стали разбираться и по пожизненному заключению каждому. Так наши герои смогли сбежать и после двух дней скитаний объявились в посольстве в Стамбуле, откуда и вернулись на Родину. Вот так как-то.

Софья ещё долго молчала и переваривала информацию, рассказанную Ильёй. Она снова посмотрела в лица Пекинского и Збарской на фотокарточках: Блондин, волосы зачёсаны назад, едва заметные порезы от бритвы на бледном лице, словно он увидел в момент фотографирования призраки известных психологов: Фрейда-отца, Фрейда-дочь, Фрейда-мать, Выготского, Леонтьева… И чернобровая кустодиевская дева в очках с тонкой оправой, улыбка на таком же бледном лице, бледное лицо было от некачественно изготовленной французской пудры.

Затем она спросила:

– Они – любовники?

– Я тоже интересовался у них самих, Соня, я знал, что ты спросишь это, – Илья по-доброму улыбнулся, показав свои верхние зубы цвета титановых белил. – Нет, как они сами про себя говорили: «Вася мой глашатай, а я её глашатай. Ходим всюду и объявляем волю простым смертным».

– А они способны на такое в принципе?

– Как я вижу ситуацию, то, что человек удушил человека, не означает, что он – полное говно, моральный урод, скотина и прочее, и прочее, и прочее, – Илья взглянул на фотокарточки.

– Не говори такие вещи в общественном месте, – Софья резко щёлкнула перед носом Ильи. – Не забывай, что доносчики органов безопасности повсюду.

Илья помрачнел:

– Да я помню. Тогда давай вечером ты заедешь ко мне, я тебе расскажу про остальных изгнанников.

– Дай про эту парочку все документы мне, – вдруг потребовала Софья.

– Зачем тебе? В органы понесёшь, людей отдашь под суд, – Илья замялся.

– Неужели ты, Малышев, мне не доверяешь?

Нехотя, он передал Софье досье.