Даже дворовые собаки устали лаяться под окном и только тихонько скулили, убаюкивая юного сына немолодой селянки. Влад слушал волшебные сказки. Сказки о лесных огнях – о Тишине. И всегда так они его очаровывали, что хотелось слушать и слушать – Влад закрывал глаза и бывал там, в этой самой Тишине, наблюдал ее беспременно кипучую жизнь, видел, чувствовал тех самых духов и ту самую небывалую магию Верховного Жреца. Поглядывал на серебряный диск волшебной луны – и засыпал под неторопливые рассказы матери.
Сказки захватывали юную душу, и без того в самом деле склонную к мистицизму. Мать прощала ему эту наивность, даже подначивала его новыми историями, и всегда об одном – о Тишине.
По деревне издавна гуляли легенды о загадочном месте, где будто бы веянием чудес сбывается любое желание, или лесные звери начинают разговаривать на человеческом языке, или русалки втягивают в топь – слухи звучали отовсюду самые разные. Стремительный прогресс советской пропаганды едва ли мог победить деревенскую молву, складывающуюся в этих землях веками – нет, вера в волшебное неискоренима в человеке, и все так же, как и сотню, или, может быть, две сотни лет назад, сельские ребята боятся встретить лешего по ночам и рассказывают друг другу байки, услышанные от взрослых.
В полусне Влад одними губами повторял за матерью тоскливый напев:
– Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Возврати, луна, домой
Тех, кто не нашел покой.
Разбуди, луна, во мне
Веру мудрой Тишине.
Проживи, луна, со мной
Путь тернистый и густой.
Сбереги, луна, народ,
Что под солнышком живет.
Белолицая луна,
Мне мила ты и верна;
Светоносная луна,
Ты одна мне отдана.
Верю мудрой Тишине,
Правда ей и сила мне.
И да будет так.
Тепло и спокойно в избе. Серебристые капли света струились сквозь мутные стекла и бегали по стенам, путались в узорчатых занавесках. Загадочный молитвенный напев – Влад знал его наизусть. В груди разливалось тепло от звука хорошо знакомой песни. Мама всегда учила его, что даже самая глупая сказка порой способна спасти целую жизнь.
II
Непроходимый лес чернел через дорогу к югу от деревни. Ходить туда было опасно и строго воспрещалось. Но без надзора взрослых деревенская ребятня тайно пробиралась к неизведанным территориям. Никто не знал, где заканчивается этот лес. Чем страшнее и опаснее, тем интереснее было проверить – что скрывается в тенистой листве. Загадочный гул, ощутимый не слухом, но всем телом, соблазнительно притягивал всеобщий интерес. А легенды! Бесчисленное количество легенд наслушались друг от друга ребята – и вот они, лесные огни.
Компания деревенских мальчишек толпилась в тени высоких сосен. На самых подступах к неизведанному краю былая уверенность мигом рассеялась – гул леса уже не казался столь манящим, а только пугал. Ветер свистел, и казалось, будто рычат из глубин чащи дикие звери.
Только Влад продолжал тянуть ребят вперед.
– Успеть бы, пока никто не видит! Давайте, поглядим скорее!
Самый младший в компании неуверенно потоптался на месте, оглядел остальных и вместе с ними отступил назад.
– А если заблудимся… Или увидит кто, – промямлил он в ответ на вызывающий взгляд Влада.
– Ну и слабаки же вы! А ты – хуже всех! Я дорогу знаю, мне мать рассказывала. Вон, видите ту дорожку – взгляните же! Она протоптана ведь кем-то!
– Грибники должно быть…
– Дурачок, какие здесь грибники? Наши деревенские в этот лес чухаются ходить. А чужой тем паче не сунется. Это волшебники из Тишины здесь ходили, правду я вам говорю. Пойдемте по тропе, там к ручью и вперед – мы найдем волшебные огни!