Ева мелко перебирала пальцами по ладоням. После дневных разговоров с Федором и настоятелем Лукой ее мысли беспременно посещали странные догадки, объяснения которым девочка не могла отыскать в своем сердце. Она была очень умна. И, под стать Федору, часто размышляла. Совсем немного размышлений требовалось, чтобы отыскать в Тишине множество таких странностей и несовпадений, которые невольно толкали на весьма сомнительные умозаключения. Многое из того, что рассказывал настоятель Лука, знахарки или другие взрослые, совсем не сходилось с реальностью. Это ужасно беспокоило Еву. Она волновалась, отыскивая странности, но просто не могла не замечать их.
Внезапно большой палец уцепился за ниточку на запястье – Ева наконец оторвала взгляд от черного неба и взглянула на собственные руки и на ниточку, в которой запутался ноготь. Черная нить, уже год болтавшаяся напоминанием о той тесной связи, что сплетает ее с друзьями. Сразу вновь стало спокойно – в этом непонятном мире она не одна. И этого вполне достаточно.
– Одиноко… иногда, – тихо проговорила Ева как бы совсем не к месту, но будто бы очень даже в лад всеобщего настроения. – Интресно, одни ли мы в энтом мире? Одинока ли Тишина?
– Не одни, я уверен, не одни! – подхватил Федор и после недолгого размышления добавил:
– А никогда не задумывались вы, что не так просто все? Что не так просто в мир люди являются, не от одной токмо природы. Ведь не просто так. Есть мысль такая у меня, что рождаются люди похожими друг на друга, потому что передаются детям черты родителей, именно кровных родителей, и так отличаемся мы друг от друга, но при том есть вот такие похожие, как я и Дион. Так и предположить можно, что наши родители живут ныне где-то в третьем округе и даже не знают, что мы вот тут растем.
– И что же? – проговорил Дион. – Живут и живут, а нам-то что?
– А то, что так выходит, будто основан наш порядок на странном, – Федор побоялся сказать вслух слово «неверном», – слове. Весь вечер об этом думал я. Глядите, – он еще больше понизил голос, – гворят нам, что все в нас – дары природы, и ежли ты, к примеру, темноволосый и кареглазый, как Агния, ты, значится, по призванию ремесленник или охотник и лучше всего токмо в энтом деле себя явишь. Но ежли допустить, что наш лик – лишь подарок от кровных родителей, то не имеет смысла все энто. Ведь просто совпадение, к примеру, что у нас с Дионом именно светлые глаза, а не темные, как у Агнии. Просто совпадение, что наша мать имела такие глаза. И как же тогда можем мы судить о назначении человека по этому совпадению?
– Что за глупости, – скривился Арий, одарив Федора высокомерным взглядом, в котором без труда читался раздражающий снисходительный тон.
Федор хотел что-то резко ответить, однако в очередной раз слово сбилось нервическим вздрагиванием головы.
Спорить с друзьями было бесполезно – любое слово Федора могло непроизвольно прерваться этим вздрагиванием, после чего все молча кивали, не скрывая все той же снисходительности, и как бы говорили: «Что и требовалось доказать». Что и требовалось доказать – в тебе живет бес, а потому ты не можешь здраво рассуждать, всякая твоя идея будет принята за бесовские проказы, а мы лишь снисходительно кивнем в ответ и через минуту забудем все, о чем ты говорил. Можешь пытаться понять нас сколько угодно, но мы ни за что не будем слушать детские домыслы, которые нашептывает тебе демон, дергающий твое лицо.
Все это прочитывал Федор в снисходительных взглядах и кивках друзей, остальных ребят и всех взрослых, с кем он пытался говорить о серьезном.