– Мама сказала, будто это не песенка, а молитва такая. В Тишине будто все молитвы песенками поют.

Он рассказывал так, словно Тишина в самом деле существует. Семела радовалась такому разговору. Ей нравилось думать, что Тишина существует. Существует мир, в котором нет ничего, что здесь. Совсем другой, как в книжках. Настолько ей это соображение нравилось, что все песенки и истории, выдуманные мамой Влада, она требовала непременно запоминать и рассказывать, да так, чтобы не пропустить ни одного слова. Вот и в этот раз девочка нахмурилась, как бы предполагая, что просьба настолько очевидна, что ее не следовало бы и вслух произносить.

– Белолицая луна,

Мне мила ты и верна;

Светоносная луна,

Ты одна мне отдана.

Верю мудрой Тишине,

Правда ей и сила мне.

А дальше я не запомнил. Я у мамы спрошу и обязательно тебе запишу в тетрадке.

– Обязательно запиши, – из-под схмуренных бровок мелькнула улыбка. Семелу всегда выдавали смешные ямочки на щеках.

Вспомнив о песенке, Влад так увлекся ею, что совсем забыл спросить Семелу о доме. Ночью он слышал стук и крики и ужасно разволновался о ней. Впрочем, Семела улыбалась и совсем не подавала виду о произошедшем.

В детстве ей никогда не рассказывали сказки, поэтому она с жадностью слушала Влада. Больше всего на свете Семела любила интересные сказки. Книг дома не осталось, поэтому знала она только сказки лесные, местные – и, ни разу не видавши Тишину, обожала ее всею душой. В Тишине каждый другому брат, а в реальном мире все будто бы друг другу чужие. И даже когда слышат скандалы из окна бедной избы, никто не приходит на помощь. Знают ведь, как там живут – и все равно никто не хочет помочь хотя бы маленькой девочке.

Здесь никто не признает волшебства, никто не подчиняется ему. Вера у народа одна – в партию. Остальная воспрещена. И даже если настоящая вера где-то есть, то прячется. А там, в сказке – там все верят в волшебство, не задумываются, есть оно или нет – там живут с волшебством.

Влад закружил Семелу на качели так сильно, что в ушах зазвенел холодный ветер, а волосы болтались туда-сюда, укутывая лицо. Откинув голову, Семела всей грудью вдохнула – она слышала гул леса. Она понимала его гул лучше, может быть, чем Влад, но никому об этом не рассказывала. И в голове представлялось, будто бы гул этот из сказки – будто бы сейчас в Тишине такой же гуляет холодный ветерок, и поют свои молитвы лесные волшебники.

III

– Дурачок же ты, Влад, – строго взглянула на него Семела. – Ведь «белолицая» с буквой «о» пишется. Ты что, уроков совсем не слушаешь?

Она держала в руках раскрытую тетрадь с рисунками, в которой Влад утром записал песню со слов матери. Семела долго не хотела доверять ему свою драгоценную тетрадку, однако в конце концов сдалась, о чем скоро пожалела. Влад наделал кучу ошибок.

– Надо было самой мне записывать, – бурчала девочка.

– Ты знаешь, моя мама не пускает чужих к дому.

– Попросил бы ее записать ее рукой.

Влад стесненно спрятал руки за спиной и тихо проговорил, будто бы надеясь, что Семела не услышит:

– Она не пишет.

– Не умеет писать? – громко удивилась девочка.

– Не знаю. Отстань, Селька.

Продолжать расспросы Семела не стала. Впрочем, ошибки Влада в своей тетрадке исправлять она не решилась. Оставила на память – даже эти глупые детские ошибки на грязных страницах обладали каким-то пленительным шармом. У Влада был красивый угловатый почерк. Этим почерком он показывал Семеле, как, по словам его матери, рисуют руны лесные волшебники. Половина тетрадки была изрисована этими рунами. Другая половина – в лицах и глазах, листьях и цветах, какие, по фантазиям Семелы, растут в магическом краю Тишины.