– И то правда. Со временем забываешь все эти возрастные нормы развития. Ну ничего, скоро научится. Это такой волшебный момент – наконец-то получить ответную реакцию!

Я ставлю кружки на стол и достаю из шкафа упаковку смеси, а из стерилизатора – чистую бутылочку.

– Хочешь его покормить? – спрашиваю я и оборачиваюсь. – Мам?..

Ее глаза закрыты, подбородок склонился к груди. Я беру с дивана клетчатое одеяло и накидываю ей на колени. Затем подхватываю Эша, сажусь в кресло и даю ему бутылочку. Все как обычно.

Пока он ест, я оглядываю квартиру. Сложенная коляска у входной двери. Кирпично-красный стульчик для кормления возле кухонного стола. Ползунки на радиаторе и вязаный динозавр на полке. Здесь нет ничего моего. «Ты сделала свой выбор, – шепчу я. – Разве ты не этого хотела?»

– Мне так стыдно! – говорит мама, проснувшись часом позже.

Она винит в этом вчерашний недосып – «Только не говори Ребекке, но кровать в комнате для гостей ужасно неудобная!», – а также утомительную прогулку до ресторана и обратно. Мы смотрим на Эша, неподвижно лежащего на игральном коврике, и я стараюсь подавить раздражение. Перед самым маминым приездом мне позвонила Ребекка: «Будь с ней поласковей, Стиви. Все-таки она уже в преклонном возрасте».

Звучит мелодия телефонного звонка.

– Мой мобильный! Это папа. Да, дорогой, у меня все хорошо. Хорошо! У них тоже. Эш? Да, он просто ангелочек! Обязательно. Позже поговорим. – Мама кладет трубку. – Он передает привет. Ему и правда не терпится увидеть Эша. Может, ты сама к нам приедешь?

Я мычу что-то невразумительное и вновь ставлю чайник. А когда оборачиваюсь, мама с Эшем медленно кружат по комнате, щека к щеке, ладонь в ладони, словно неудачно подобранные партнеры по танцу.

– Ты поешь ему песенки? – спрашивает она.

Я не хочу отвечать «нет», поэтому делаю вид, что не слышу. И тогда она начинает тихонько что-то напевать. Кстати, у моей мамы прекрасный голос. Как же давно я не включала музыку! Хотя до рождения Эша не вынимала из ушей наушники, в моем плейлисте были мелодии на все случаи жизни, а под кроватью пылилась целая коробка концертных билетов, с каждым из которых связано какое-то воспоминание. Женщина в белых кроссовках на темной сцене. Мужчина, потягивающий вино из бутылки в перерывах между балладами… А потом – роды. И музыка почему-то умолкла.

Мама поет, и я вспоминаю те четыре-пять кассет, которые мы слушали в машине, ставя их снова и снова, пока пленка совсем не стиралась: Элтон Джон, Стиви Никс, «Роллинг Стоунз».

– Blue jean baby, LA lady[18], – поет мама, кружась в танце с Эшем на руках.

И это так нелепо и так прекрасно, что я невольно расплываюсь в улыбке.

Мы создали что-то из ничего – Лекс и я.

Клуб существовал уже полтора года. Ежедневно десятки завсегдатаев толкали неприметную дверь. Под нашей крышей, как и на ней, рождались новые компании: айтишные стартапы, дизайнерские агентства, некоммерческие организации. А их основатели, подстегиваемые адреналином и кофеином, вершили великие дела. Мерцающие экраны ноутбуков озаряли лица своих владельцев, занятых созданием Python-кодов и презентаций в PowerPoint. У меня уходило не меньше часа, чтобы добраться до офиса на верхнем этаже: все хотели перекинуться со мной парой слов, представить друзьям или новым сотрудникам, похвастать картинами на стенах, сказать, как они рады быть частью всего этого.

Я тоже радовалась. Хотя при первой встрече весьма скептически отнеслась к глобальному замыслу Лекса насчет построения сообщества. Думала, что его истинная цель – заработать как можно больше денег. Ну а для меня эта вакансия была единственной на тот момент альтернативой обратному рейсу в Лондон. В дальнейшем я планировала найти что-то более подходящее.