– Вот, помощника привел, – сказал незнакомец и втолкнул Тимку в полутемный зал.

– Давно пора, Пантелеймон Петрович, – ответил человек в камуфляже и защелкал кнопками на пульте.

Загрохотали, раздвигаясь, решетки, перегораживавшие комнату. Вспыхнул электрический свет. Вдали лязгнула металлическая дверь.

Тимка увидел узкие каменные ступени, ведущие вниз. Они с Пантелеймоном Петровичем начали спускаться. Дважды лестницу перегораживали решетки, но Пантелеймон Петрович нажимал кнопочку на своем брелоке, и конструкции поднимались вверх. Наконец, они оказались на крохотной, вымощенной камнем площадке. Пантелеймон Петрович отпер последнюю дверь ключом.

Тимка робко ступил во влажную, пахнущую цветами и землей темноту.

«Как в оранжерее», – подумал он.

Вспыхнул электрический свет, и Тимка увидел, что он действительно оказался в подземной оранжерее. Стены огромного круглого зала были сплошь увиты цветущими лианами. Крупные белые и розовые цветы источали свежий нежный запах. В зале было множество небольших мраморных бассейнов, соединенных между собой узкими каналами. Роскошные фонтаны опрыскивали цветочные клумбы и густую зелень.

Было жарко и влажно, но воздух оставался свежим. По слабому гудению, доносившемуся сверху, Тимка понял, что в зале работают мощные сплит-системы.

На потолке, под куполом, пылали гигантские лампы. А внизу, прямо под ними, на мшистом островке лежало пять яиц размером чуть больше куриных.

– Ну, иди, – сказал Пантелеймон Петрович, подталкивая Тимку к узкому мраморному мостику, ведущему на островок.

И Тимка пошел.

В то же мгновение воздух прорезала мощная сирена. Свет в зале замигал, послышался лязг опускающихся решеток. Тимка вздрогнул, оступился и свалился в воду. Пантелеймон Петрович поморщился и нажал какую-то кнопочку на своем брелоке: сирена смолкла, свет перестал мигать.

– Извини, – развел руками хозяин странной оранжереи, – забыл отключить. – Он помог Тимке выбраться из воды. К счастью, бассейн был мелкий, поэтому Тимка хотя и сел в него с размаху, но промок только по пояс, а Джим и вовсе не пострадал.

– Ну, иди же.

Тимка осторожно приблизился к зеленому островку.

– Стань на мох, – приказал Пантелеймон Петрович.

Тимка осторожно встал куда велели, осматриваясь и надеясь, что если он снова упадет, то не на яйца.

На этот раз ничего страшного не произошло. В зале заиграла тихая музыка, а вода в бассейнах и фонтанах стала подсвечиваться разными цветами, в каждом – своим: зеленым, синим, желтым, а в центральном бассейне – рубиново-красным.

– Это чтоб они почувствовали себя как дома, когда вылупятся, – растроганно произнес Пантелеймон Петрович. – Все конкретно, как у них. Ну, а музыку я от себя добавил. «Полонез» Огиньского. Как ты думаешь, им понравится?

– Мне понравилось, – неуверенно проговорил Тимка.

– Вечером свет, конечно, отключается, – продолжал Пантелеймон Петрович, – чтобы растения отдыхали, как в природе. Ну, а как первый из них вылупится, так свет и загорится, чтобы ему страшно не было. И музыка включится, и все… Пусть радуются. А еще я им тут качели устроил и разные игры развивающие. Они же умные.

Тимка увидел в углу зала под потолком какие-то приспособления вроде тех, какие в зоомагазинах продаются для попугаев.

– Я вот что не подрассчитал, – продолжал владелец чудо-фермы, – они вообще-то должны осенью вылупиться, а один какой-то ранний оказался. Уже шевелится, дня через два-три может выскочить. – Пантелеймон Петрович указал Тимке на самое крупное яйцо. – «Полонез» Огиньского, оно, конечно, хорошо. Только я ведь сюда никого не пускаю. Он один замается, пока я приеду, это ж не раньше середины июня. Ты здесь тоже торчать весь день не станешь. А ему развиваться надо, чтоб с ним играли, разговаривали. Так что я тебе его дарю, конкретно. Ты им занимайся. А вырастет – твой будет. Хочешь – продай, хочешь – разводи на племя. Они быстро растут, через месяц ты его в драконий загон посади, а через два он уже как «Боинг» вырастет, конкретно. Таких во всем нашем мире нет ни одного. Вот, пять штук будет, один – твой.