– Что это? – прошептал Тимка.

– Не знаю.

– Ты не можешь соорудить какой-нибудь фонарик?

– Не знаю, – растерянно повторила Моргана. – Он ведь должен откуда-то брать энергию. Я могу засветить что-нибудь живое, тебя, например. Но тогда ты не сможешь быстро спрятаться, если нас заметят.

– А если Джима?

– Гениально! Давай его сюда. А если что – сунешь его в карман.

Тимка вытащил из-за пазухи притихшего Джима.

– А ему не будет больно?

– Нет. Ты ведь видел, как я оранжевым светилась, и ничего.

– Триндиумарникс стири чущивари, – зашептала она, поглаживая Джима по шерстке. – Триндиумарникс стири чущивари…

Джим взволнованно завертелся в руках у Тимки, по шерстке его побежали серебристые искры, и вдруг он весь засветился мягким матово-белым светом.

Тимка с Морганой огляделись. Они стояли внутри огромного помещения. На трех гигантских неподвижных конвейерах стояли прозрачные ящики, а в ящиках лежали яйца – самые разнообразные, всех мыслимых цветов и размеров: от крохотного, не больше булавочной головки, белого яичка, до полуметрового бордового гиганта.

С потолка свисали софиты, вентиляторы и еще какие-то непонятные Тимке приборы и конструкции. В многочисленных трубах, перекрытых разноцветными кранами, что-то булькало.

– Как в кино! – восхищенно зашептала Моргана. – Я даже знаю, что сейчас должно случиться. Появится Главный Негодяй, и мы с ним будем долго сражаться. И он нас вытеснит в такую узкую металлическую камеру, в которой потолок начнет медленно опускаться, чтобы раздавить нас. Но тут я нечаянно рвану какой-то тумблер, и кран-балка придет в движение и толкнет Главного Негодяя на конвейер. А конвейер тоже придет в движение и сбросит его в специальное устройство, где его автомат изрубит на куски…

Тимка, воспитанный в детдоме на фильмах Гайдая и Рязанова, не одобрял такой голливудской кровожадности.

– А вот я видел фильм, там герой тоже нажал нечаянно на какую-то кнопку, и включилось моющее устройство, и Главного Негодяя стали поливать водой и тереть щетками.

– Чище он от этого, может, и стал, а вот лучше – вряд ли, – возразила Моргана. – Пойдем, а то он и правда еще появится.

И они пошли по узкому проходу между конвейерами. Джим послушно сидел на плече у Тимки и освещал дорогу.

– Смотри! – Моргана подтолкнула Тимку к одному из ящиков.

Лежавшие там крупные, с небольшую дыню, яйца перекатывались, словно кто-то рвался из них наружу. По одному пошла трещина, оттуда высунулись цепкие коготки и принялись отчаянно кромсать скорлупу. Из яйца вывалился странный птенец – грязный, с растопыренными крыльями и человеческой головкой, покрытой жесткими волосиками. Птенец сморщил красное личико, завопил и, упав на дно ящика, стал жадно хватать ртом разбросанную там пшенную кашу и кусочки хлеба.

– Что это? – изумился Тимка.

– Это гарпия. – Моргана с отвращением отвернулась. – Пойдем дальше.

Возле одного из ящиков Тимка опять задержался. Там среди раздавленной скорлупы извивались здоровенные, с мужскую руку толщиной, змееныши, у которых на месте хвоста росла вторая голова.

– Это амфисбена, – пояснила Моргана.

Потом в ящике, из которого раздавался отчаянный писк и скрежет металла, они увидели стимфалийских цыплят. Металлические цыплята насмерть заклевывали друг друга стальными клювами.

– Расколотить бы сейчас весь этот инкубатор, – зло проговорила Моргана, – но тогда здесь такой шухер поднимется, что нам не удрать. А жаль…

Они прошли здание до конца и оказались возле небольшой железной двери. Тимка без особой надежды толкнул ее и чуть не упал: дверь была не заперта. Они вышли на тускло освещенную лестничную площадку. Один пролет ее вел вверх, второй – вниз, в подвал.