Имея в виду, что будет читать лекцию завзятый спирит и, следовательно, еретик, этот миссионер приготовился и запасся целым арсеналом выписок, справок из моей личной литературы по спиритизму и, очевидно не желая оставлять неиспользованным свой материал, выступил с возражениями не по существу лекции, а по существу моей деятельности, и в крайне резких формах: ко мне – как к спириту, а к спиритизму – как к антихристианскому учению вообще; хотя, повторяю, я в своей лекции ни одного слова не говорил ни за, ни против спиритического учения. Это произвело на меня самое удручающее впечатление.

И милосердный Господь в эту-то тяжелую минуту для меня и пришел ко мне для спасения моей души.

После довольно продолжительных моих прений с указанным выше оппонентом, которые приняли уже чисто личный характер, встал в высокой степени смиренный, любвеобильный и в голосе, и в манере говорить, очень молодой человек, архимандрит одного из крупных московских монастырей, и, заявив, что он не оправдывает резкости в выражениях моего оппонента, хотя принципиально соглашается с ним, советует мне, после моего большого знакомства с западными проповедниками, на которых я ссылался в своих лекциях, непременно побывать в Оптиной пустыни и побеседовать с оптинскими старцами.

Все это было сказано так тепло, так хорошо, так любовно, что после того жестокого отношения ко мне, которое я только что пережил, слова этого истинного слуги Христа показались мне словами как бы Ангела Небесного и не только ободрили меня, но и приуготовили мне тот путь, который, как мы увидим ниже, спустя несколько месяцев был так необходим мне.

Переносясь мысленно к этому больному, очень больному и для моего самолюбия, и для моей души событию, спокойно обсуждая его теперь, я ясно вижу здесь мудрую волю Господа. Не будь я так приподнят, так наэлектризован кажущейся несправедливостью моего оппонента, я не обратил бы такого исключительного внимания на слова дорогого теперь моей душе архимандрита; они не запечатлелись бы так глубоко в мою душу вследствие своей контрастности, что и сейчас я вспоминаю о них с великим наслаждением. Так что я теперь не только примирился с моим сердитым оппонентом, но даже молюсь за него, как за одно из мудрых орудий Господа, ускоривших мое возрождение.

Точно таким же теплом и приветливостью встретил меня другой служитель Христовой Церкви, в то время протоиерей, о. Иоанн Васильев, а ныне архимандрит Григорий.

Да благословит Господь этих трех своих служителей, которых я считаю первыми, ставшими на пути моего обращения к правде.

Итак, из этого первого события в моей душе, в моем сердце, в моей слуховой памяти, как на раскаленном железе, запечатлелись чудные слова великого посланного мне Господом инока:

«Побывайте, непременно побывайте в Оптиной пустыни у старцев».

Лишнее говорить, что мне был совершенно непонятен в то время и смысл, и значение только что рассказанного мной события.

Но если бы мы чаще вглядывались в нашу жизнь, если бы разумно и сознательно относились ко всем ее явлениям, если бы стремились устанавливать разумную связь между всеми событиями жизни, то мы чрезвычайно скоро увидали бы руководящую каждым из нас мудрую десницу Божественного Промысла.

Мы поняли бы, что в жизни людей вообще случайного нет ничего; наоборот, каждое, даже самое ничтожное, событие в нашей жизни прежде всего явилось следствием какой-то другой первопричины, имевшей несколько раньше место в нашей личной жизни, а затем убедились бы, что сами по себе все эти события, каждое в отдельности, являются ступенькой к другому, следующему за сим событию.