– Я от твоих носков сам нечистью стану, – засмеялся его приятель. – Давай покойника на пол бросим, я на лавку лягу.

Так и сделали. Марафет молчал, алмазники вскоре засопели, угли в печке угасли, стало темно и тихо. Крепко скрученный Марафет не двигался, он знал, что враги спят чутко и любой шорох, как бывалых таёжников, их пробудит.

В колонии он смотрел кино, им крутили всякие фильмы для перевоспитания. И в одном из них борец за свободу какой-то неведомой страны тоже попал в плен, и лежал в камере со связанными руками. Но в манжете рубашки пленник хранил половинку лезвия и потихоньку перерезал верёвки. Конечно, он спасся, как иначе. Марафету идея понравилась. Чудинов и Чагин кино давно не смотрели, и не догадались прощупать его одежду досконально. Лёжа на боку, Марафет всё время шевелил пальцами, чтоб те не затекли и сейчас очень неспешно, никуда не торопясь, вытягивал из рукава штормовки манжету своей чёрно-красной, в крупную клетку рубахи. Нащупал там кусок проволоки. С одного конца она была с крючком, если вдруг наручники пришлось открывать, с другого сплющена и заострена. Тихонько дёргая проволоку, Марафет старался дышать ровно, не привлекая внимания. Вот она проколола манжету, вот пошла наружу. можно резать. Волоконце за волоконцем распадалась верёвка. Марафет напряг запястья, путы разошлись. Он полежал, сжимая и разжимая кулаки. Завозился нарочно громко.

– Чего дёргаешься? – прохрипел моментально Чагин.

– На другой бок ворочаюсь, затёк, – пробурчал Марафет. Сам же сумел на полметра ближе подскоблиться к двери.

Крутнувшись на полу, он правой ногой толкнулся от пола и выставив вперёд руки, бросился вон. Ещё в прыжке сшиб запор и не останавливаясь, выпал наружу и сразу закинулся влево. Через секунду после броска грохнул выстрел. Марафет прямо почувствовал в темноте, как в сантиметрах от него, впритирочку прошла картечь. Но он был уже за косяком и только стук свинцовых капель раздался рядом. Крутнувшись на месте, Марафет решил бежать, но не успел.

Из двери вынеслись два ярких луча фонарей и тут же Чагин с Чудиновым, оба с ружьями в руках, выскочили на крылечко. От увиденного Марафет замер. Не враги напугали его; метрах в двух от избы стояли зомбаки, штук пять. Видно, вчера алмазники, сами не заметив, нечаянно ногами откинули лепестки раздуй-травы, разбросанной у входа. Зомбаки шли в затылок друг другу, найдя проход в обережном круге.

– Ну падла! – заорал Чагин, видно, приняв первого зомбака за беглеца, прыгнул с крылечка и тут же ему в плечи и голову впились ловкие с длинными пальцами руки тварей.

Чудинов шарахнул дуплетом в толпу: Марафет, стоявший рядом, в темноте, схватил его ружье за стволы и со всех сил дёрнул за них. Алмазник не догадался отпустить их – он никогда не расставался с оружием – и вылетел на землю. На него кучей свалились зомбаки. Чагин с Чудиновым страшно кричали, извиваясь и пытаясь вылезти, а Марафет, мимо которого пронёсся вдруг отшатнувшийся зомбак, быстро запрыгнул в избу, захлопнул дверь и отыскав засов, вбил его на место. Под ногой что-то помешалось, нагнулся, оказалось фонарик. Марафет включил его, отыскал своё ружьё, сел на лежанку, и вытащив стрелялку, раскидал раздуй-траву по окошку напротив, затем по дверному косяку. Его самого спас пакет с этой травой, что днём сунул за пазуху. Опустив голову, Марафет начал глубоко дышать, успокаиваясь.

В дверь ударили и кто-то заорал: «Брат открой, мы тебя не станем убивать! Спаси, брат!». И тут же возня, клацанье и как будто мешки потащили по земле.

«Меня не возьмёте, твари!» – подумал Марафет.