Может, даже ниже)
Глянуло несчастное, в общем-то, число —
Что нас может ближе
Сделать, что за рифма
Свяжет своей нитью весь этот ералаш?
Видно, только в фильмах
Случается такое
И то, после убийства какого-то мурла.
Оставь его в покое,
Рифму – что, не видишь? —
Как бы ни старался, сегодня не нашёл.
Пружина
А ведь корень – отрицание того, что есть,
Когда то, что есть – ни пить, ни есть,
Ни те дать, ни взять не просит просто потому,
Что есть вещь в себе, как в корове «Му».
И вот мы стои́м себе, но каждый на своём,
И, возможно, кто-то или оба предаём
То, что есть и не прекратит существовать,
Даже если в грунт его ногами затоптать,
Закидать камнями, шапками и остальным,
Или просто вскользь упомянуть о нём: «Бог с ним».
Но, неважно, с ним Бог или с кем-то там ещё,
Рано, поздно, но пружина распрямится. Щёлк.
О нянечках и т. д
Когда отгремели все пушки
И стихло лязганье сабель,
И нянечка всех уложила,
И ушла к своему Порфирию,
Мундштук кислородной подушки
Отставив, память сказала
Сознанию на койке напротив:
«Давай заключи́м перемирие».
И памятей в мире много,
И столько же в мире сознаний,
И нянечек милосердных,
И многие нянечки замужем,
И ходят сознания под Богом,
Под Богом сознания воюют,
И Бог будто не возражает
(В последствии, может и за́ уши).
И кто-то, к примеру, чтоб память
Не мучила больше сознание,
Сказал, что Бандера был классный,
И то же про Джозефа Сталина;
Или, чтоб чувства не ранить,
Всем тем, кто и так полумёртвый,
Сказали: «Что вас не убило,
То было всё сделано правильно».
Я тоже, не будучи белым
Каким-то таким исключением,
Желая, чтоб и мои память
С сознанием друг друга пору́чкали,
Простил и себя, и всех в целом,
И даже пошёл чуть-чуть дальше,
Чем просто простил – я простился
Со многими закорючками
В вопросе самоидентификации:
Мне не нужен Берия,
Не нужен Шухевич,
Не нужен ни коллективный Запад,
Ни индивидуалистический Восток,
Чтобы, разбуди меня посреди ночи,
Сказать: «Я есть», нет, просто быть
Наедине с Богом.
Как свергнуть царя
Берёшь.
Свергаешь.
Остаёшься в голове без царя.
Говоришь: «Ля-ля-ля», можно «Кря».
Царь тебе: «Ай-ай-ай», может – «Зря».
Дальше живёшь.
Лажаешь.
Брат-3
И. В. Джугашвили
Отрезал Даниле,
Что сила – в силе.
Потом они пили,
Грубо шутили,
И им приводили
Революционеров,
Контрреволюционеров,
Шампуней-кондиционеров,
И они их били, били, били, били, били,
И волосы мыли
(Всё равно натекло).
Но тут А. Я. Невский
Открыл занавески
И, статный и веский,
Молвил Даниле,
Что правда – не в силе.
Лучи всё же били
В стекло.
Сентябрьская зарисовка
…И шли мы вдоль озера. Громкость шагов
Раз за разом щекотала пределы
Хладнокровия лягушек, и те с берегов
Бросались в спасительно-мутное тело
Воды. В том плавном сентябрьском дне
Облака одуванами висли на небе,
И кронам деревьев, и клочковатой траве
Раскинуться выпал Небесный, знать, жребий.
Потом мы взобрались на взгорье, а там —
Бутылок гора; и ты давай про Любляну.
А я, что отчизну в обиду не дам,
Что надо пенять за гору́ Чингисхану
И прочим, всем тем, кто до Европ не дошёл,
Топча Россию; и кто из Европ этих вышел
Топтать Россию – её тоже довёл
До свалки, что на полянке повыше.
И ты согласилась: лихой жребий пал
На плечи России. Ну и я согласился,
Что внешним орда́м изнутри помогал,
По сути, любой, кто внутри открестился
От Неба. А после, какое-то время спустя,
Ты слушала аудиокнигу про то, что
В Японии дети не мучат котят
Почти что. А здесь… здесь бывает им тошно.
Как минимум, нам одноглазый один
Попался. С тобою мы видим нередко,
Как кормом жалеет безбожно сухим
Его наша набожная соседка.
Не знаю, есть ли подобные ей
В Японии, тем паче – подобная той, кто
Меня среди этих сентябрьских дней
Держит за руку, лишь Небом и только