Вернуться в чистый городок,
+
To chatter, frightened, to his clan
And forget me if he can.’
As in the old poetic fame
The gods are blind and lame,
And the simular despite
Betrays the more abounding might,
So call not waste that barren cone
Above the floral zone,
Where forests starve:
It is pure use; —
What sheaves like those which here we glean and bind
Of a celestial Ceres and the Muse?
Ages are thy days,
Thou grand affirmer of the present tense,
And type of permanence!
Firm ensign of the fatal Being,
Amid these coward shapes of joy and grief,
That will not bide the seeing!
Hither we bring
Our insect miseries to thy rocks;
And the whole flight, with folded wing,
Vanish, and end their murmuring, —
Vanish beside these dedicated blocks,
Which who can tell what mason laid?
Spoils of a front none need restore,
Replacing frieze and architrave; —
Where flowers each stone rosette and metope brave;
Still is the haughty pile erect
Of the old building Intellect.
Complement of human kind,
Holding us at vantage still,
Our sumptuous indigence,
O barren mound, thy plenties fill!
We fool and prate;
Thou art silent and sedate.
To myriad kinds and times one sense
The constant mountain doth dispense;
Shedding on all its snows and leaves,
One joy it joys, one grief it grieves.
Thou seest, O watchman tall,
Our towns and races grow and fall,
And imagest the stable good
For which we all our lifetime grope,
In shifting form the formless mind,
And though the substance us elude,
We in thee the shadow find.
Thou, in our astronomy
An opaker star,
+
Где, свой испуг даря родне,
Забыл, коль сможет, обо мне».
Глянь в стихов старинных том:
Всяк бог был слеп и хром,
И бессовестное зло
Измену сильному несло;
Спросить пик голый не резон
Насчёт зелёных зон,
Где гибнет лес:
Есть чистый вкус,
Что до снопов, какие вяжем тут,
Церере иль одной из муз>120?
Твой век, как день,
О настоящем времени твердишь>121,
Стабильность – твой фетиш!
Зреть Сути гибельной примету
Средь трусости веселья и тоски
Терпенья просто нету!
Сюда несём
Букашек беды к мощи скал;
Полёт с развёрнутым крылом
Пропал, жужжанья не найдём,
Пропал средь глыб пристроенных – кто б знал,
Какой их каменщик сложил?
Фронтон не подлежит разборке,
Чтоб править фриз и архитрав:
Розетки сплошь, метоп вид не коряв>122;
Досель надменен вид весьма
Творенья древнего Ума>123.
Род, что нам досель даёт
Преимущества черты,
И нашу пышную нужду,
О пик бесплодный, полнишь ты!
Мы чушь несём,
Ты в покое тих своём.
Единство чувства каждый миг
Всем раздаёт извечный пик;
Снег и листва несут с вершин
Одну тоску, кураж один.
Высокий страж! Градов и рас
Рост и паденье зришь сейчас,
Собой являешь тот закут,
В какой мы ощупью идём,
Наш ум изменчив, бестолков,
И пусть мы суть теряем тут,
У тебя находим кров.
Среди наших ты светил
Звезды огонёк —
+
Seen haply from afar,
Above the horizon’s hoop,
A moment, by the railway troop,
As o’er some bolder height they speed, —
By circumspect ambition,
By errant gain,
By feasters and the frivolous, —
Recallest us,
And makest sane.
Mute orator! well skilled to plead,
And send conviction without phrase,
Thou dost succor and remede
The shortness of our days,
And promise, on thy Founder’s truth,
Long morrow to this mortal youth.
Fable
The mountain and the squirrel
Had a quarrel,
And the former called the latter ‘Little Prig;’
Bun replied,
‘You are doubtless very big;
But all sorts of things and weather
Must be taken in together,
To make up a year
And a sphere.
And I think it no disgrace
To occupy my place.
If I ’m not so large as you,
You are not so small as I,
And not half so spry.
I ’ll not deny you make
A very pretty squirrel track;
Talents differ; all is well and wisely put;