Что касается «Примечаний»: редактор прокомментировал, где возможно, стихотворения из дневников и набросков, дал различные прочтения, где это показалось уместным, и привёл даты, когда их знал, с теми обстоятельствами и фактами, которые посчитал представляющими интерес. В редких случаях он заимствовал из записной книжки восторженные речи, которыми мистер Эмерсон стремился откликнуться наилучшим образом в миг, когда получал послание от Лесной Музы.

Там, где возникали сомнения касательно смысла стихотворения или отрывка, редактор пытался пояснить, в каких случаях приводимые им комментарии получены доверительно как основанные на авторитетном мнении, а в каких он лишь строит догадки. На нём лежит ответственность за многие заголовки в «Приложении».

Не следует пытаться найти место Эмерсона в ряду поэтов. Согласно жребию, он был

каким, по словам его Саади, следует быть поэту, и, пусть невысоко ценя собственные произведения, Эмерсон говорил: «Я более поэт, чем нечто иное». В сентябре 1839 г. он написал своему оставшемуся в тени другу Джону Стерлингу^>10: «Естественно, я остро чувствую прелесть рифмы и, хоть и не верится, однажды достигну этого восхитительного говора, столь страстно мною желаемого; и эти желания, полагаю, всегда и всего лишь зародыши силы, ибо до сего часа я ни разу не достиг успеха в своих попытках». С невероятным терпением он ждал назначенного часа, когда его экспрессия вырвется на свободу в долетевшем до него послании. «Ведь поэзия, – говорил он, – это всё, что мы написали до сих пор, и всякий раз, когда мы так превосходно собраны, что можем проникнуть в область, где сам воздух есть музыка, слышим эти древние напевы и пытаемся записать их, мы раз за разом теряем слово или строфу и замещаем чем-то своим, и таким образом, искажаем стихотворение. Люди с более тонким слухом записывают эти модуляции более верно, и эти записи, пусть несовершенные, становятся песнями народов». Он видел поток, каким всегда текут Природа и Дух, и говорил своему другу доктору Бартолу^>11, что «Мельник, как и поэт, это лентяй, опустивший своё колесо в Поток», и добавлял: «Но его наблюдение это работа».

Доктор Холмс^>12 в последние годы жизни изучал стихотворения своего друга и проверял его собственным способом (хотя никоим образом не считал таковой единственным):

«Можем ли мы поставить Эмерсона в ряд великих поэтов или нет? “О великих поэтах судят по настроению, которые они вызывают, и к ним, как ко всем людям, следует подходить со строжайшей критикой”. Это слова Эмерсона из предисловия к “Парнасу”. Собственные его стихи держат проверку, как и любые другие в нашем языке».

Дело не закрыто. В этой книге путь музы, по выражению Эмерсона, прослеживается применительно к собственным его стихам.

Эдвард У. Эмерсон^>14

12 марта 1904 г.