неслышимый и неподвижный,
упав с тёплых век у старух
к похлёбке у ног чечевичных.
Но, если колеблется смерть,
здесь рядом с тобой оказавшись
то стоишь её ты, как лист
деревьев своих, вдоль пропавших,
когда рассыпается свет
и трогает свой позвоночник
как [в комнате детской] ночник
свой выдох, что падает в дочек.
(30/01/2016)
«Что за сила покинет зерно…»
Что за сила покинет зерно
сделав петли у стебля черней
в затворённое дно удлинится,
[из следов и корней
свяжет птицу и тень шерстяные,
и список имён,
вложит в глиняный рот
а затем, как ожог, разобьёт]?
Что за выдох здесь был
и на вырост зачем тебе дан —
как порушенный август и хвостик
синичий? И в токе семян
выбран ты, и зашит в своём теле,
как в шубы январь,
выдыхая лицо, как ожог,
что течёт за зерном в киноварь?
(31/01/2016)
«Иная очередность поворотов…»
Иная очередность поворотов,
животных, световых шумов-ежей,
что обгоняют души и пилотов —
огней своих монашеских нежней.
Ты поднимаешь, что проговорила,
что уронила в темени бултых —
вода расходится среди немногих женщин
и трещин, растворившихся на них.
Ты понимаешь, ты не говорила,
и ты не существуешь здесь ещё —
возможно, что тебя сейчас забыло
здесь время – то, которое ничьё.
а хлеб преломлен неба низкой призмой,
когда ты начинаешь мною жить
и сыплешься вокруг меня так дивно,
что вечность забываю как не быть.
(01/02/2016)
«Скрученною ласточкою стужи…»
Скрученною ласточкою стужи
[пожалеть бы, зрячего, меня!]
рядом с теплотрассой проезжают
три похожих на стекло коня,
ямы двухсторонние обходят
и, пугаясь цыканья копыт,
ломким льдом сшивают обе доли,
как французы лёгкими иприт.
Постепенный шум, в них начинаясь,
срежет речь их, деревянный мост,
как весло из вида упуская
в ласточке восшедшей на мороз.
(02/2016)
«Ты проводишь крота детских губ из земли…»
Ты проводишь крота детских губ из земли
до открывшейся в тёмное небо воды —
никого не случается в комнате той,
что с тобой породнилась своей темнотой.
Никого не включаешь, словно ангела свет
белый выключил так – будто ангелов нет,
и сочится пернатая кровь из воды,
поделивши её на гусей и следы.
(02/2016)
«Тепло, как флюс, торчит из февраля …»
Тепло, как флюс, торчит из февраля —
ещё одной зимы оборванная ветка
летит – не долетит – но взяв стрижа
как компаньона, станет здесь пометкой
и полем, и Батыем для зимы,
которая печёт в груди чечётку —
пока мы ей, как веточки, видны
когда заходим в кадр [не свой] нечёткий.
(02/02/2016)
«Весло на пряжу распуская…»
Весло на пряжу распуская
ненапряжённо и светло
метёлкою вода взлетает,
высчитывая дна число,
и, выдохнув наружу берег,
как заговор для жабр своих,
внутри её вдвоём смеются
несотворённые мальки.
Плывёт, пузырясь в отраженье
повязок кровяных, душа,
царапая под горлом жженье,
прочтённой галькою шурша —
и, на иные встав просторы,
сужаясь в щепоть облаков,
метла лакает новый воздух,
свернувший времени кулёк.
(03/02/2016)
«Барьер из дерева и сна…»
Барьер из дерева и сна.
Я верю, что, сойдя с ума,
в них звука сыплется желток
и пузырится, как ожог.
Ожегшись длинною пургой —
земля растёт вокруг трубой
по центру шёпота, стыда
в кровь перекрашенных. Легка
их поступь, их зазор, просвет,
напоминающий, как смерть
летит вокруг как будто жизнь
с ней приключилась и не вниз,
не вверх толкуя свой полёт,
раскрывший клюв, где снег идёт,
где идиот живёт в саду,
её прижавший к животу
в котёнке, в ледяной воде
в диагонали и дожде,
пересекающем барьер,
как слепоту, которых две.
(04/02/2016)
«Велосипед дождя катается по крышам…»
Велосипед дождя катается по крышам,
чьи ангелы из спиц нарушены и слышат —
на цыпочках молитв приподняты своими
промокшими людьми, как мякиши живыми.
И ты идёшь во двор с прозрачными ногами —