на женской зоне только имена
как ты стоял как будто всем хана
тебе другое имя голубь по воде
проходит крестом накрест по себе
как ты стоял как будто выносил
тела подруг с влагалищем пустым
на женской зоне жестяной полкан
свистит и главным образом по нам
как ты стоял репейник в женской зоне
поди без имени и вертухай потонет
тагил идет один один тагил
своим подругам х… и конвоир

«не переносишь бережешь в своей ладони свою дрожь…»

не переносишь бережешь в своей ладони свою дрожь
потрогаешь и падаешь
как ты умел переносить слова до сноса и штанин
как будто воздух лапаешь
как пуля вверх растет трава она конечно не права
но прорастает птицу
уснувшую в своем гнезде и на осиновом листе
как муравей убийцу
пометил всё переноси… возможен перенос один
с гостиницы «Свердловск»
взлетает снег и смотрит вниз взлетаешь ты и смотришь в снег
и сбережённый воск
в лишенном хворобы болит молитва тело говорит
и не хватает слов

«передающему снег пересказывать некогда негде…»

передающему снег пересказывать некогда негде
приткнуться к вокзалу ж/д головой
в перегаре и свете
молчать и молчать что ты видел задел на просвете
немой твой язык замерзает
за треть сигареты
ты мне передай свой древесный язык и занозы
а вновь переходишь дощатый свердловск
и под голос откосы
свои забываешь бываешь и ешь свое тело
и свет на тебя наступает
чуть раньше рассвета
он третьей ногой ковыряет свердловск
мы замнем от испуга
замрем и умрем
от стука того как этот свердловск
обрастает базланьем
е-бурга

«ты говоришь как будто говоришь…»

ты говоришь как будто говоришь
пересылаешь почту через бога
один дурак а перед ним дорога
все за бесплатно
проходи за ним
пересылаешь глиняны хрящи
а горловая русская навыпуск
и речь и бабы и твои кишки
нужны лишь богу
только он нас вынес
он вынес нас как дым мы дым над ним
смеются бабы значит тоже смеют
один дурак в дороге крепкой спит
и ангелы его под снегом
греют

«вот так летишь и льстишь…»

вот так летишь и льстишь
а в нутрь пусто пуста и та
удвоенная та
ты слышишь вась
моя квартира держится едва
вот так летишь
и та и та и та
ять стоит жизни
если оглядеться найдешь карманы
а в карманах
сердце
разломанное с хлебом пополам
летишь и слышишь
кто-то рядом в голос
там

Бревно

закроется окно – слетят со стекол брызги
аптека на фонарь закроется
в говно
не одиссей чтоб плыть не гамлет всероссийский
нет братец не река скорей под ней
бревно
произноси меня переноси молитвы
вкушай как сердце мёд и воздух
контрабандный
неси в своих руках венозных как отрывки
зарытые в воде ментом
для пропаганды
не одиссей что быть чтоб уркой слыть пожалуй
нас схватит на прикус
козлиная орда
но если остановишь свой взгляд в восьмом отрывке
(нас хватит на рывок) смотри
как можешь на крота
он слаб для магазинов для идиотки мамы
он весть олигофрен и пахнет
как фреон
глазеет и сверчит а больше не умеет
а если говорит то говорит
не он

«длящийся как провод для продолжения тебя…»

длящийся как провод для продолжения тебя
образует кислоту
двуязычная петля
образует кислоту насекомое виска
докасается ко рту
деревянная тоска
все пройдет и ты найдешь что разжатая рука
мнет как птица пустоту
из последнего куска
продлевает путь из пут
всем чужого
языка
пишет клюв нас всех пасут
и спасут как
кислота

«новый Вавилон…»

новый Вавилон
выпадающий из окна
с криком вперед у которого
брызжет слюна
переходит за перечень дозы
которой темна
доля срывается на половине от ми и
до ля
мы не приходим уходим не дышим
слышны
эти сугробы взлетают от неба
и запах хурмы
слева клюют в половине
от света и тьмы
дай мне слова которых не будет в Слышны

«маленький на маленький Больший по большому…»

маленький на маленький Больший по большому
в коридоре спит сосед