Посередине основания располагалась коротенькая и толстая, как короткая толстая шея, колонна, на которой покоился саркофаг из такого же белого мрамора. Высота всей этой конструкции была такой же, как рост очень высокого взрослого человека.
Маленький папа стоял посреди этих пяти мраморных изваяний, маленький и немножко потерянный, и задрав голову, медленно читал надпись на самой большой могиле:
И чуть ниже, с маленьким интервалом:
Справившись минут за пять с первой надписью, Маленький папа повертел головой, зашел с другой стороны, и прочел на следующей могиле:
Справившись и с этой надписью, Маленький папа вернулся на прежнюю сторону и прочел по очереди надписи на двух самых маленьких надгробиях:
и
Поскольку других надписей с этой стороны больше не было, Маленький папа перешел опять на другую сторону и прочитал то, что было написано на последнем надгробии:
Маленький папа закончил свое тихое, полушепотом чтение и замолчал в такт всему, что его окружало. Вдруг, откуда-то из-за спины сверху раздался мягкий, спокойный и густой голос:
– Да… Мать и отец пережили всех детей, всех троих… Такая горькая судьба. Как после этого жить дальше? Но дело в том, что в обычной жизни человеческое горе проходит через каждодневное решето будничных хлопот – это позволяет людям справиться с болью потерь и принимать лечение временем. И лишь в таких местах, как это, по прошествии множества лет, издалека, мы можем отстраненно оценить меру того, что случилось задолго до нас… Но, прошу прощения, я кажется, выражаюсь слишком пространно и путано для Вас, мой юный друг, а потому позвольте просто представиться: Александр Иванович Бек.
Маленький папа выслушал все это, не меняя положения своего тела, вывернув шею до упора влево назад, и только когда незнакомый голос умолк, он, пробыв в таком положении несколько секунд, развернулся, поднял голову и сказал:
– Здравствуйте.
Перед Маленьким папой, в двух шагах от него стоял статный господин, и внимательно и заинтересованно глядя Маленькому папе в глаза, выжидал продолжения разговора.
Господину на вид было лет пятьдесят-пятьдесят пять, он был небольшого роста, а впечатление статности производилось свободной и прямой осанкой. Черты лица его были крупные, немного одутловатые. Живые, но спокойные глаза смотрели чуть вопрошающе. Одет он был со скрытой и строгой элегантностью – такое впечатление создавалось из-за того, что каждая вещь на нем была безупречно добротной и ухоженной.
Пауза затягивалась потому, что какая-то сбивающая мысль-воспоминание проскочила в голове у Маленького папы, и незнакомый господин показался ему почему-то знакомым.