– Заходите, – широко распахнул перед ней толстую металлическую дверь Лебедев. – Не разувайтесь.
Она и не собиралась. Ее коллеги наверняка тут изрядно потоптались. И вряд ли за собой подмели.
– Документы и записка в деле, – проговорила Маша, встав у сейфа. – С этим мне еще надлежит ознакомиться. Сейчас меня интересует содержимое сейфа вашего отца.
– Да, конечно. – Он осторожно ее потеснил, достал ключ, сунул его в замочную скважину. – Прошу…
Сейф был пуст. То есть не совсем, конечно. Слева было немного наличности в рублях. Справа лежала коробка красного дерева. Надев перчатки, Маша взяла ее в руки, открыла.
– В ней хранился пистолет? – уточнила она, показывая пустое нутро, отделанное бархатом.
– В ней. Там вот разрешение на оружие, – ткнул пальцем Лебедев в свернутый вчетверо лист бумаги, зафиксированный широкой резинкой.
Маша достала, ознакомилась.
– Все так. – Она вернула документ на место. – Мне придется изъять это как вещдок. Не можете никого пригласить из соседей, чтобы все по форме было?
– А просто так нельзя? – поморщился он болезненно.
– Нет. – Маша была категоричной. – Вот видите, на бархате, в выемке, где хранился пистолет, следы, схожие со следами на одежде вашего отца. Предполагаю, что они от оружейной смазки. Чтобы подтвердить мои предположения, нужна экспертиза.
– И что она даст, ваша экспертиза? – махнул он рукой.
– Если экспертиза установит, что следы вещества идентичны, значит, ваш отец таскал какое-то время за поясом брюк пистолет. Если повезет, то экспертиза установит, сколько времени масляным следам на одежде.
– И дальше что? – Он смотрел на нее пустыми глазами.
– Если предположить, что в день смерти у вашего отца за поясом был пистолет, то возникает резонный вопрос: куда он подевался? Может, он взял его с собой, чтобы покончить жизнь самоубийством на глазах у брата. И даже пытался войти в ресторан, когда тот там обедал. Но его не пустили. Ваш отец сел на скамейку напротив входа и…
– И? – поторопил ее Лебедев, когда она замолчала.
– И дальше все пошло не так. – Маша вернула коробку в сейф. Дождалась, когда Лебедев его запрет, и приказала: – Ступайте за соседями. Будем оформлять выемку…
Когда она заявилась к эксперту Смирнову с пакетом вещей и деревянной коробкой из-под оружия, он сидел, уставившись в свой компьютер и таская деревянными палочками из коробки какую-то пахучую еду. Длинные дреды Гарика Смирнова сегодня были стянуты резинкой на затылке. Белый халат, а он каждое утро облачался в чистый, уже был в пятнах на груди. И Маша подозревала, что это следы от еды, которую Гарик таскал из коробки.
– Здрассте вам, Гарик. – Она опустила пакет с вещдоками на широкий лабораторный стол. – Вам прибыло.
– Ща, погодь. – Он продолжал таращиться в монитор, не замедлив своих действий: палочки мелькали между коробкой и его ртом как заведенные.
– Погожу, – кивнула Маша, подошла и встала за его спиной, принюхалась. – Утка по-пекински с пряным рисом?
– Так точно, старлей.
Он по-прежнему не отводил взгляда от монитора, по которому скакали лишь цифры. Что он видел в этом хаотичном цифровом марафоне, даже догадываться не стоило. Смирнов был гением, совмещал сразу две должности: эксперта-лаборанта и сисадмина. И в том, и в другом равных ему не было. Все об этом знали. И много шалостей ему прощали. Например, неопрятный внешний вид, длинные волосы, дреды, прогулы по понедельникам, если выходные выдались веселыми. И даже то, что он мог игнорировать явившегося к нему по делу сотрудника отдела потому, что ест или за цифрами наблюдает, прощалось ему тоже.
Маша отошла в сторонку, села на стульчик – старый, с маленьким круглым сиденьем, вращающимся на одной ноге. Попробовала его на прочность, крутнувшись пару раз. И засекла время. У Гарика существовал рекорд: ровно час он однажды так же вот пялился в экран, пил чай и употреблял пряники с малиновой начинкой – его любимые.