День за неторопливыми разговорами пролетел незаметно, весенняя степь, блистая юной красотой, жила своей жизнью, мелкие птахи, возмущенно пища, взлетали из-под копыт гривастых степных лошадок. Остановившись на ночевку, из маленького ручейка, журчавшего в небольшой степной балке, набрали воды и вскоре над поляной со следами старых кострищ поплыли запахи мясной похлебки, сдобренной молодыми клубнями, похожими на дикий лук и пахучими травами. Поужинав, степняки обложили грубой веревкой каждое место, где будут спать люди грубой веревкой, задали корма быкам, тянувшим пору повозок с товарами, и уселись курить трубку, передавая ее от одного к другому. Сид со своим неизменным адъютантом, Лессом и еще с парой неизвестных Борису солдат из Легиона сидели около своего костра, что-то тихо обсуждая, а Борис с Витьком остались около своего костра с Бахмой. Витек набалагурившись упал спать, а над костром повисла тишина. Постепенно дневное светило уступало место огромной местной луне, величаво плывущей по небосводу в окружении мириадов звезд, собранных в причудливые руны созвездий. Протяжный вой степного волка, тоскливо взлетевший в небо, где-то вдали, вывел Бориса из оцепенения. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, что Бахма аккуратно разглядывает его.

– старый шаман, который был у Безита, а сейчас у тенге – начал Бахма – сказал мне, как тебя называют среди своих, Вестник Перемен, почему так?

– не я себя сам так назвал – ответил Борис – спроси тех, кто это сделал.

– наверное, не зря они так тебя назвали, перемены совпали с вашим появлением – грустно вздыхая сказал Бахма – и перемены эти были не к лучшему. Борис немного знал историю Бахмы со слов Витька, который в красках описал, как юноша появился в лагере северян и что было потом, в том числе с его несостоявшейся невестой.

– тебе стоит прожить хотя бы год – сказал Борис – чтоб точно сказать, что к лучшему, а что нет.

– отец так же мне говорит – задумчиво трогая безобразный шрам на лице сказал Бахма – проживи, а потом решай. А я знаю, не случись всего этого и она была бы моей. Юношеский пыл, с которым Бахма говорил эти слова, почему-то напомнили Борису его самого, молодого, с нерастраченным кредитом доверия к людям и к женщинам, в частности. Он усмехнулся, сколько потом было предательств, страсти и обманов.

– дочери правителя, это не просто девушки – сказал Борис юному страдальцу – это в первую очередь товар для укрепления могущества, связей и богатства.

– мы хотели убежать, скрыться от всех и жить в счастье – с горечью сказал Бахма – но отец что меня убьют, как только свадьба пройдет.

– ты ведь и сам это понимал, да – усмехнулся Борис. Бахма лишь покачал головой, соглашаясь.

– я не знаю, как теперь мне жить – по-детски, беззащитно, прошептал Бахма – Сиюль прилюдно оскорбила меня, а ведь я готов был умереть за нее, ах если бы не этот шрам.

– если бы не этот шрам, был бы другой – усмехнулся Борис – шрамы тут не при чем. Не стоит гнаться за женщиной, запомни. Никогда за ними не бегай. Живи своими целями, интересами, своим делом. У тебя же отец торговец, вот и торгуй.

– да, Витек так же мне говорит – кивнул на храпящего Витька юноша – а торговать я не хочу, у меня есть брат, вот тот и продолжит дело отца, я воин, а не торговец.

– вот уж войны то на твой век хватит с лихвой – сказал Борис.

– а у тебя какие цели – неожиданно спросил Бахма. И от этого по-детски наивного еще вопроса, Борис растерялся. Правда, а какие? Ну, дойдет он до доктора, ну вернет тот его в свой мир, а что дальше. Работа менеджером? Борис вздохнул и посмотрел в ночное небо. Бездонный купол, раскрывался над мошками – людьми, вечные звезды холодно мерцали, переливаясь крохотными огоньками. Давай, говорило небо, расскажи мошка про свои грандиозные планы, насмеши нас.