Через несколько дней, пригласив нас с Вовкой после ужина в баталерку, Балута с Ясинским (назначенным к тому времени ее заведующим), предложили мировую, угостив нас домашним украинским салом. Больше инцидентов с ними не возникало.
С самого начала службы мне стал явно благоволить Захаров. Несмотря на хмурую внешность и строгость, он оказался заботливым и справедливым человеком.
Все виды довольствия наша смена получала в первую очередь, на хозяйственные работы от нее выделялось намного меньше, чем из других, и если старшина обещал курсанту в чем-то помочь, то всегда держал слово.
Помимо этого он довольно редко нас наказывал, давая внеочередные наряды. Чего нельзя было сказать про остальных инструкторов роты.
Как уже упоминалось, в ней помимо прочего, был неплохо оборудованный спортивный кубрик. Там имелись шведская стенка, турник, брусья, конь для прыжков, штанга и гири.
Практически все старшины утром и после отбоя, активно качали мышцы. Курсанты же, за исключением Балуты и еще нескольких человек, посещали кубрик нечасто, поскольку свободного времени у нас в первые месяцы учебы почти не было.
В одну из суббот, вечером, погладив в бытовке высохшую робу и написав письмо родителям, я заскочил туда, надеясь немного размяться. В кубрике, одетый в спортивное трико Захаров усиленно занимался штангой.
– Хуг- хуг, – выдыхая воздух, вскидывал ее над головою.
Вес у штанги был солидный и работал старшина профессионально.
Я хотел было ретироваться, но, брякнув снаряд на помост, инструктор приказал мне остаться.
– Интересуешься? – кивнул на штангу.
– Да нет, я больше привык к гирям.
– Так давай, потягай их немного,– прогудел старшина, растирая грудь махровым полотенцем.
Накачан он был великолепно. С мускулистыми руками и таким же торсом.
Я стащил рубаху с тельником и подошел к гирям. Благодаря Сане Йолтуховскому они для меня были привычными.
Учась вместе, а также, будучи друзьями, мы как-то подрались в седьмом классе, и Сашка навешал мне банок. Затем помирились, и он пригласил к себе домой. А там выяснилось, что приятель давно занимается гирями, имея их несколько.
Одну такую, пудовую, он мне подарил, показав, как с ней работать.
Выжать ее я тогда не мог ни разу, тащил с передыхами на свою улицу почти час.
Отец такое начинание одобрил, прикупив мне гантели, и я стал наращивать силу, тягая железяки регулярно, до самого призыва.
Размявшись, я выполнил традиционные упражнения с пудовой, а затем и с «двойником»*. Последний выжал каждой рукой по десятку раз. Пудовую, подбрасывая вверх с вращением, вытолкнул сорок.
За спиной послышались возгласы одобрения. Я опустил гирю на помост и обернулся.
Рядом с Захаровым стояли Сомряков с Лойконеным, вид у них был ошарашенный.
– Как ты ее вертишь, не понял? – кивнул на гирю прибалт.
– Много будешь знать, сундуком* станешь! – рассмеялся Захаров. – Чем еще удивишь, шахтер?– обратился ко мне.
Я подошел к параллельным брусьям и намелил ладони.
Из свободного виса, за несколько махов вышел в стойку на предплечьях, а затем и руках. Зафиксировал ее, а потом выполнил свой коронный соскок набок.
– Не хило,– пробормотал Сомряков.
– То-то,– похлопал его по плечу Захаров,– у меня ребята не то, что твои «фитили». (Сомряков поморщился).
Гимнастикой я занимался с младших классов.
Зады нашей усадьбы выходили на спортивный городок, где регулярно занимались солдаты той самой части, которая шефствовала над школой.
Оборудован городок был на славу. Огороженный по периметру невысоким забором из штакетника, он был уставлен различными спортивными снарядами.
Там имелось устройство для лазания по канатам и наклонной лестнице, турник с параллельными брусьями и конь для прыжков, бум, а также волейбольная площадка.