– Я хотел…

– Позвольте мне осмотреть вашу ногу.

– Именно об этом я и хотел вас просить, но…

Таня не стала дослушивать, он не стал договаривать, потому что договаривать было нечего. Только успел мысленно дать команду двери запереть замок.

Татьяна быстро опустилась на пол и аккуратно закатала брюки на его ноге. Вопреки её ожиданиям, внешних проявлений травмы не было. Ни отёка, ни гемартроза, ни гематомы.

– Почему вы сразу не обратились к врачу?

– Я…

– Нет, простите, я не имею права об этом спрашивать.

Татьяна свела кисти полусферой над его коленом и зажмурилась – сильная боль обжигала, как угли. Хунта скрипнул зубами. Он понял, что Татьяна хочет снять боль, но не знал, как она будет это делать.

Таня не видела причину, не знала, что лечить. Оставалось только одно – сейчас обезболить, а потом разбираться. Сжать в руках горячие угли и терпеть. Терпение должно было победить. Обязано было.

Татьяна закрыла глаза, перестала дышать и замерла. Ей понадобилось время, чтобы огонь боли начал слушать её. А когда это наконец произошло, она тихо запела. Из угла эхом отозвалась то ли флейта, то ли скрипка.

Хунта огляделся. Он много повидал на своём веку, но такое видел и слышал впервые. И впервые испытывал на себе. Он ждал, глядя на склонённую голову Татьяны, и прикидывал шансы неопытной девушки добиться результата. По его оценкам, шансы были невелики. Но он опять ошибся, и это поразило его едва ли не больше, чем ощущение прохлады в колене. Боль гасла, догорала. Несколько раз огонь пытался вспыхнуть вновь, но руки Татьяна пресекли эти попытки.

Когда под ладонями стало прохладно, Татьяна разъяла руки. Флейта смолкла, и в кабинете посветлело.

– Всё, – выдохнула Таня, не поднимая головы. – Сделала, что смогла.