Когда Татьяна переступила порог, Хунта медленно поднялся из-за стола: он не мог позволить себе встретить даму сидя. На его лице не дрогнул ни один мускул, и на мгновение Таня подумала, что ошиблась в своём ощущении чужой боли. Но когда профессор сделал шаг, её сомнения рассеялись.

– Чем обязан, Татьяна Васильевна? – холодно поинтересовался Хунта. Таня поняла, что забыла придумать предлог.

– Я… хотела… увидела… утром… совершенно случайно… – заикаясь, проговорила она и замолчала. Хунта вскинул бровь.

– Что же так потрясло вас своим видом, что вы решили сообщить мне об этом?

Таня врать не умела.

– Я увидела, что вы хромаете.

Хунта настолько не ожидал прямого ответа, что не смог полностью скрыть удивление и досаду. Он освободил Таню от своего тяжёлого взгляда и потёр лоб.

– Да, вы правы, с утра разболелось колено. Старая травма. Я, с вашего позволения, присяду. И вас прошу, – он указал ей на полукресло. Таня осторожно опустилась на краешек, всё ещё прижимая к груди бесполезную папку. Хунта вернул себе вид холодного превосходства.

– А вы, вероятно, подумали, что причиной моих неприятных ощущений стал наш вчерашний танец?

Отпираться не имело смысла.

– Да, я действительно так подумала, – призналась Татьяна. – Но какова бы ни была причина, осмелюсь предложить свою помощь.

Хунта нахмурился.

– Помощь в чём?

– В лечении.

– Ах, да, вы же врач.

– Нет, я не закончила ординатуру.

– Ну-ну, не преуменьшайте. Ваши педагоги дали вам отличные рекомендации. Но в вашей помощи нет необходимости. У меня есть проверенные лекарства, я знаю себя, к вечеру всё будет в порядке.

Татьяна вздохнула и встала.

– Что ж, прошу извинить мою навязчивость.

– Что вы, Татьяна Васильевна, я ваш должник. Не берите в голову.

Таня ещё раз вздохнула и вышла.

Следующие два дня показались ей сущим адом. Ничто не отвлекало от мыслей о боли в профессорском колене. Ни работа, ни танцы, ни книги, ни кино, ни Роман. Роман, кстати, и не мог её отвлечь. Он должен был сдать в журнал статью, а из-за подготовки к концерту не успел её закончить, и теперь навёрстывал упущенное.

Татьяна видела и чувствовала, что Хунта или солгал, или ошибся. Подвели проверенные лекарства или причина боли была иной природы и требовались другие снадобья, но и через день, и через два колено профессора болело, и болело всё сильней. Теперь Татьяна могла не опасаться случайно столкнуться с Хунтой – она чувствовала его приближение. Приближение боли.

Она перечитала все справочники, какие сумела достать, но что было в них толку, если она не могла даже осмотреть пациента? Она была готова придумать любой повод, только бы не оказываться на этаже отдела Смысла Жизни, но уходя оттуда, продолжала мучиться ещё больше. На третий день она пришла, села за свой стол, посидела полчаса и решила пойти куда глаза глядят, и не важно, что ей за это будет. Она уже встала, чтобы воплотить эту безумную идею в жизнь, когда в лаборатории зазвонил телефон, и завлаб, почтительно выслушав звонившего, подошёл к её столу и негромко сказал, что профессор просит зайти к нему в кабинет.

Первой мыслью Татьяны было послать профессора в Тартар. Второй – только бы не побежать! До самой двери, до последнего шага она сдерживала себя, сдерживала даже когда уже шла по ковру в его кабинете.

Лицо профессора было серым, под глазами лежали тёмные круги бессонных ночей. Он всё-таки попытался подняться, когда она вошла. Судорога боли передёрнула его черты. Хунта тяжело опёрся на стол, стоя на одной ноге.

– Татьяна Васильевна, – произнёс он хрипло, – вы, как я понимаю, догадываетесь…

– Сядьте, ради всего святого! – взмолилась Татьяна. Хунта опустился в кресло.