– Стойте! – вырвалось у меня само собой, однако я не сдвинулся с места, не поспешил спасать человека, успевшего залезть в самодельную петлю.

Он обратил на меня внимание. Мокрые от слёз щеки, красные, словно залитые кровью, глаза, дрожащий нос. Заглушенные звуки – это его сопение. Он плакал, когда собирался совершить очередное убийство, действо, принесшее ему в прошлый раз, стало быть, немало удовольствия. Теперь оно, видимо, не было таким же сладким. Теперь оно уже натерло кожу шеи до боли.

– Не обязательно так поступать!

И зачем я это говорю? До сих пор пытаюсь убедить самого себя? Сомнения, однако только в душе – фраза звучит чертовски уверенно.

– Я не могу иначе, – его голос практически срывается, когда он говорит это через пару секунд, а после продолжает смотреть на меня, продолжает оттягивать момент, не решаясь выпустить из-под ног табуретку – последнее, что удерживало его в этом мире.

– Ты же молод… ну… послушай, – я просто лепетал, даже не осознавая, насколько тихо это делал.

Зачем я его спасаю? Я не знал и не знаю сам.

– Она… они были в соседней комнате. А теперь…

На последнем слове я вспоминаю лопату и свежевскопанную землю на заднем дворе, мимо которых проходил пару минут назад, совсем не обратив внимания. Теперь они там. Лежат вместе и разлагаются тоже вместе. Уже было поздно говорить, поздно спрашивать, зачем он это сделал. Было поздно пытаться вправить ему мозги. Нет. Я не имею права вмешиваться в это. Я должен отступить.

Постояв ещё пару мгновений в молчании, он вдруг освобождает голову, сходит с табуретки, садится на стул и откупоривает очередную бутылку виски. Несколько пустых валяются рядом.

– Я вижу их постоянно. Куда бы ни пошёл, что бы ни делал. Я пытался напиться, чтобы не видеть, пытался забыться. Потом я понял, что всё это меня не отпустит. Я не имею права отворачиваться от неё, ведь… я люблю её. Я люблю её, и мы будем вместе.

Такое не проходит бесследно. Измена, потеря близкого человека, убийство двоих. Его психика растоптана в пух и прах. Тут даже собирать нечего. Он мёртв внутри. Практически мёртв.

– Понимаю, это слишком. Я пробовал уйти так, – он слегка кивает на горсть таблеток, рассыпанных по всей столешнице. – Или так, – обращается к ножу. – Но я не смог.

Потому что ты трус. Жалкий и ничтожный трус.

– Это кажется мне последним выходом… а если нет. Вы должны помочь мне, – он лихорадочно поднимает на меня безумные глаза.

Да, теперь они показались мне безумными, впрочем ненадолго. Я был настолько обескуражен этим предложением, обязательством, что не смог даже отвести от него взгляда. Помочь?

– А зачем вы вообще здесь? Почему?

Знать бы самому.

– Я… я хотел увидеть вас, хотел… – я нервно сглатываю огромный ком. – помочь.

Он кивает, на лице проскальзывает ухмылка.

Рядом ерзает собачонка.

– Заберите её с собой. Это мой вам подарок.

Я гляжу на собаку, а после – вновь на него. О чём мы говорим в такой момент? Это настолько нелепо, настолько безрассудно, что меня берёт злость. Я хочу встать, ударить его, привести в чувства, а после позвонить в полицию. Наверное, так и следовало поступить. Так было бы правильно. Так бы я не брал всю эту ответственность на свои плечи. С этим бы разбирались другие люди. Другие, а не я.

Я этого не сделал. Я просто не в силах был даже подняться, даже сказать хоть слово. Меня самого били, топтали сомнения. Правильно ли я поступаю?

Как только я хотел возразить ему, меня настигал вопрос: «Стоит ли такому безнадежному человеку продолжать жить?». Ведь это и жизнью не назовёшь.

Как только я хотел «помочь» ему в совершении его замысла, я думал о том, что почти убиваю сам. Стою и смотрю на это, любуюсь, восторгаюсь.