Алексей стоял перед жрецом, его «Эфирный клинок» сиял в руке, отражая тусклый свет факелов, что дрожали на стенах, а воздух между ними дрожал от напряжения, как перед ударом молнии. Жрец поднял руки, его мантия развевалась, и новый поток света вырвался из его ладоней – ослепляющий, горячий, полный силы, что могла разорвать камень. Алексей встретил его клинком, сталь столкнулась с магией, и искры полетели во все стороны, как звёзды, падающие в ночи. Зал задрожал, трещины побежали по полу, и он чувствовал, как сила жреца давит на него, но он не отступал – её образ горел в его сердце, её алые глаза, что смотрели на него с верой, её тепло, что он должен был вернуть. Жрец шагнул вперёд, его голос гудел, произнося новые слова заклинания, и свет стал ярче, его лучи резали воздух, но Алексей уклонялся, его движения были быстрыми, точными, как танец смерти. Он ударил в ответ, его клинок вонзился в мантию жреца, разрывая ткань, и кровь брызнула на пол, её алый цвет смешался с её кровью в чаше под алтарём. Жрец взревел, его маска треснула от удара, и он ударил снова, его магия хлестнула по Алексею, задев его плечо – доспехи задымились, боль пронзила его, но он стиснул зубы, его взгляд был прикован к ней. Она лежала там, её дыхание было слабым, её кровь текла, и он знал – каждая секунда на счету. Он вспоминал их ночи, её мягкий голос, что шептал ему о будущем, её пальцы, что касались его лица, и это давало ему силы. Он рванулся вперёд, его клинок мелькал, сталкиваясь с магией жреца, и каждый удар был как крик его души, что звала её. Искры летели, зал дрожал, и он видел, как жрец пошатнулся, его мантия была в крови, но он не сдавался – его фанатизм был как стена, что стояла между ним и ею. Алексей вызвал «Эфирный взрыв», волна силы рванулась вперёд, сметая стражей, что пытались окружить его, и ударила жреца, заставив его отступить. Свет заклятия погас, жрец упал на колено, но тут же поднялся, его глаза горели под треснувшей маской. Алексей шагнул к алтарю, его клинок был готов, и он знал – это был бой не просто за её жизнь, но за их будущее, за всё, что они построили вместе. Его сталь против магии жреца была их последним испытанием, и он не проиграет.

В разгар боя её глаза открылись, и слабый шёпот сорвался с её губ: «Алексей…» – её голос был как тонкая нить, что пробилась сквозь шум битвы, и он услышал её, его сердце забилось быстрее, как будто она вдохнула в него новую жизнь. Он обернулся, его взгляд встретил её алые глаза, полные боли, но всё ещё сияющие той верой, что всегда вела его вперёд. Она лежала на алтаре, её тело дрожало, цепи впивались в её кожу, но она смотрела на него, и этот взгляд был как маяк в темноте, что окружала его. «Ты пришёл», – прошептала она, её голос был слаб, но в нём была сила, что он знал так хорошо, и это дало ему надежду. Жрец ударил снова, его свет хлестнул по полу, но Алексей уклонился, его «Эфирный клинок» вспыхнул, и он бросился к ней, его движения были быстрее, чем когда-либо. Стражи ордена окружили его, их копья звенели, но он сражался, его клинок пел, разрубая их, и каждый удар был для неё, каждый шаг – ближе к её голосу. «Держись», – крикнул он, и его голос эхом отразился от стен, заглушая заклинания жреца. Она шевельнулась, её пальцы сжались, цепи звякнули, и она сказала: «Я верю в тебя», – её слова были как искра, что разожгла огонь в его душе. Он вспоминал её – её силу в бою, её тепло в ночи, её крик, когда её увели, и теперь она звала его, её голос был его компасом в этом хаосе. Жрец рявкнул, его магия ударила снова, но Алексей встретил её «Эфирным барьером», свет отразился, и он шагнул к алтарю, его клинок вонзился в одного из стражей, тот рухнул, хрипя. Её голос звучал в его ушах, её тепло дрожало в его «Сверхчувстве», и он знал – она жива, она борется, и он должен её спасти. Он ударил по цепям, искры полетели, металл затрещал, и он видел, как её глаза следили за ним, её вера в него была как щит, что защищал его от боли. Жрец бросился к ней, его кинжал метил в её сердце, но Алексей прыгнул, его клинок отбил лезвие, и звон металла эхом ушёл в своды. «Ты не тронешь её!» – крикнул он, и его голос был полон ярости и любви, что горели в нём. Её голос был его силой, её зов – его путём, и он сражался, чтобы вернуть её, чтобы услышать её смех снова.