Демид слушал Устина терпеливо, не перебивая. Это почему-то начало успокаивать Устина, он говорил постепенно все тише и тише и, наконец, умолк, как-то даже недоуменно поглядывая то на Демида, то в сторону.

Меньшиков проговорил спокойно, без всякой укоризны в голосе:

– Это ты верно, Устин… Мне тут и спокойно, и безопасно. Тепло, светло, мухи не кусают.

– Да я что… я, конечно, понимаю. А все же вот… Конечно, делаю кое-что…

– Что?

– Ну, с Шатровой этой же… К Митьке Курганову она вроде… того… Румянец во всю щеку вскипает, как Митька подойдет. Я на Митьку – Варьку, дочь свою… Митька неразборчивый… он…

Демид вернулся к столу, сел на прежнее место.

– Что же… это ничего, пожалуй… давай и дальше… так. Потихонечку пока. А там видно будет. Придет время – мы ей глазищи-то выдавим, как бабушке… И еще там один подрастает вроде – Захаркин выродок.

– Мишка? Он приемный у него.

– Какая нам разница! Тут с ним так надо придумать, чтобы сразу двух зайцев убить: и самому мозги набекрень свернуть, и Захар чтоб взвыл от горя… Об Егорке подумай. Самого Митьку не забывай. И Клашку, Зинкину сестру.

– С Митькой тоже не очень. Фрол-то ведь…

– Ладно, с Фролом я, между прочим, сам собираюсь поговорить… Вот ужо обрадуется он встрече. Да и… с племянницей родимой надо бы. Погляжу, как тут дела у меня сложатся. Шибко охота поговорить с ней. – И Демид втянул нижнюю губу в рот. Потом он взял со стола папку, покачал ее, точно определяя на вес. – А это… возьми на всякий случай…

Устин взял папку, подумал о чем-то.

– Ну что ты? – резко спросил Демид.

– Да вот, думаю, – невесело промолвил Устин. – Вроде только приехал, а об колхозных людях, об моих… делах в курсе уж. Откуда это обо всем так подробно знаешь? Пистимея, что ли, растолковала?

– Вот еще забота тебе!

– Да это-то верно. Что ж… поеду. Прощай.

– Зачем прощаться? До свидания, пожалуй. И само собой: об нашей встрече чтоб никому, даже Тараске… то бишь Илюшке Юргину… чтоб ни намека, ни полнамека…

Устин мелкими шажками, как бы нехотя, шел к двери. Шел-шел и остановился.

– Чего тебе еще? – отрывисто спросил Демид.

– Да подумал вдруг… Зинка-то признала меня. Не опасно?

Демид только усмехнулся в ответ.

– Ну да, ну да… – промолвил Устин.

– Ступай с Богом.

– Ага… – А сам, однако, медлил, думал о чем-то, соображал что-то. Демид ждал, измеряя его насмешливым взглядом. И потому, что Устин молчал, спросил:

– Ну, еще чего опасаешься?

– А ты не смейся, Демид, – жалобно попросил Морозов. – А ну как редактор этот… Смирнов…

– Что – Смирнов?

– Да запомнил ведь, однако, что я в горячке вывалил ему…

– Не будешь болтать, чего не положено!

– Демид! – взмолился Устин. – Но ведь он… если…

– А я что сделаю, если он – «если»? – свирепо закричал Демид.

Морозов топтался у двери, опустив голову.

– Сделать-то можно, однако… Сердце у него на последних оборотах чихает…

– Ну и что?

– Много ли надо, чтоб остановилось…

Демид вплотную подошел к Морозову:

– Ты чего это? Ты соображаешь, чем это может кончиться?

– Так это – как сделать… Зинка вон ко мне в постель ложилась. Она еще в газете, кажись, работает.

– Ну… – Демид шага на два отступил от Устина.

– Чего «ну»! А у нее ребенок от кого-то был. Должно, от Митьки Курганова.

– Так что же ты советуешь? К Смирнову, что ли, в постель положить ее? Она-то легла бы, да он не пустит.

Устин шумно выдохнул воздух.

– Зачем ее класть? Пусть напишет в райком заявление, что уже лежала. Смирнов едва услышит об таком заявлении – задохнется. Должен задохнуться. Гнилой он. Сердце-то сразу вспухнет да и лопнет… Вот тебе и…

– Та-ак… Смотри-ка, а?.. – промолвил Демид не столько удивленно, сколько насмешливо. – А я-то думал, что только я один умный…