Он не медлил. Рука дрожала, когда он набрал номер. Один гудок. Второй. Третий…

– Алло? – Голос на другом конце был хриплый, будто из колодца. Мужской. Старый.

Никита замер, потом заговорил, стараясь говорить уверенно:

– Добрый вечер. Я звоню по поводу дома в лесу. Объявление ваше?

– Моё, – сказал голос. – Вы хотите посмотреть?

– Да. Мне интересно. Но цена… Вы уверены, что не ошиблись?

На том конце телефона повисла короткая пауза. Потом голос ответил, без колебаний:

– Цена правильная. Дом… особенный. Не всем подходит. Но если вы готовы, я скажу, как доехать.

Никита сглотнул. Он чувствовал, как по коже пошли мурашки – не от страха, от предвкушения. Что-то внутри замирало, как перед прыжком в холодную воду.

– Я готов, – сказал он.

– Хорошо, – произнёс голос. – Записывайте…

Ночь выдалась нервной, не по причине страхов, а из-за кипящего возбуждения, как у человека, который неожиданно понял – он может вырваться. Он сидел за ноутбуком, истязая карты, форумы, гугл и навигаторы, как будто хотел вскрыть саму географию, найти тайную жилу, ведущую к новой жизни. Он искал дорогу туда, куда, казалось, не вёл ни один прямой маршрут.

Дом находился у самой границы лесного массива, среди бесконечного полотна топей, болот и вековых деревьев. Ближайшая деревня – Крутогорье – жила на дне ямы времени, где даже интернет был редким гостем. До неё раз в неделю ходил облезлый автобус, больше похожий на забытый экспонат военного музея. От деревни до дома – ещё около десяти километров по лесной тропе, без указателей, без людей, без связи.

Он перебрал все варианты: такси – дорого и нереалистично; аренда авто – невозможно, не было прав; автостоп – опасно, непредсказуемо. Однако, вопреки здравому смыслу, он не чувствовал страха. Наоборот – решимость сгущалась в нём, становилась плотной, почти осязаемой. Это была не блажь и не спонтанный срыв. Это был зов. Не осознанный, но древний. Что-то внутри него узнавало это место, будто оно уже существовало в его снах, в забытых книгах, в тенях под веками.

Он начал собираться. Рюкзак. Термос, нож, тёплая одежда, аптечка, фонарь, компас, запас еды на несколько дней. Длинный блокнот и старый плед. Всё, что могло пригодиться вдали от людей. Он даже нашёл у себя в кладовке туристическую палатку, хотя она пахла затхлостью и воспоминаниями о несостоявшихся поездках.

Каждое утро он проверял прогноз погоды. Снег. Мороз. Туман. Но это не останавливало его. Напротив – чем суровее становилась природа, тем сильнее он чувствовал: да, туда.

За два дня он уволился, не объясняя причин. Павел пробовал шутить, но голос у него был чужой, как будто говорил манекен. Никита лишь кивал, отвечал коротко. Прощаться было не с кем. Коллеги – это не друзья. Соседи – не соратники. Никого, кто держал бы.

На третий день утром он вышел из дома. Рюкзак за плечами. Простой тёмный пуховик. Грубые ботинки. На часах было 6:03. На улице едва светало, и в воздухе стояла сырость, обещающая мороз к вечеру.

Он не оглянулся. Ни разу. Не запер дверь. Не оставил записки. Всё, что было важно, он унёс в себе.

Впереди была дорога – сначала до вокзала, потом на автобусе до Крутогорья, а после – только лес, снег и странный дом, скрытый меж деревьев. Никита шёл туда, где не было людей. Он ещё не знал, что именно там его ждёт, но уже чувствовал – что-то, древнее и живое, уже знает о нём. И ждет.

Автобус ехал долго – не потому что дорога была плохая, а потому что казалось, будто время здесь текло иначе. Он то замедлялось, то останавливалось вовсе. За окнами менялся ландшафт: сперва городская грязь и сломанные заборы, потом – поля с чёрной, потрескавшейся землёй, редкие рощи, кучи снега, вперемешку с пепельно-серым льдом. Деревья постепенно сгущались, становясь выше, мрачнее, будто кто-то вычерчивал их чернилами на побелевшем холсте зимы.