– Тони, почему «не было надобности»?

– Деньги ведь казенные.

Ах, вот что! Пожалуй, честный ответ. А она думала – профессорское чистоплюйство…

– Тогда скажи, ты не хотел бы сменить профессию? Чтоб грести деньги лопатой? Я очень люблю их тратить. Вопрос теоретический.

– Честно?

– Положа руку на Библию. Понимаю, странное требование от правоверной иудейки. Хорошо, на Библию, на Коран, на Талмуд. Я не знаю, какому Богу ты молишься. Клянись хоть статуей Будды.

– Клянусь. Я мечтаю быть твоим телохранителем. Настоящим телохранителем. Запирать тебя в хрустальный шкаф, естественно с удобствами – ванна, биде, холодильник, компьютер, телефон, – извлекать по надобности и опять в шкаф на замок, чтоб никто не мог до тебя дотронуться.

– И заковать меня в пояс целомудрия, как в Средние века, – рассмеялась Дженни. – Ты неисправим. У тебя одно на уме.

Все постепенно входило в свою колею. Вплоть до того, что уже неделю Тони не вставал как ранняя пташка, а вольготно отсыпался. За ним приезжали к полудню, привозили вечером. Кто? Разумеется, бабы, юные поклонницы, закадрил в библиотеке. Им по пути. Ну на провокации мы не поддаемся. Если рассчитывает вызвать у нас некоторую ревность: мол, не совсем под пятой, появились конкурентки, – то не на тех нарвался. Мы гордые, больше вопросов не задаем. К тому же Дженни всегда беспокоилась, наблюдая через боковое зеркало «понтиака» фигуру профессора, бодро уходящего, утопывающего по Голливуд-бульвару. Хотя, спрашивается, чего волноваться? В восемь утра преступный мир Города Ангелов отдыхает от трудов праведных.

Но откуда у нас шпионские наклонности? «Стыдно подсматривать, подслушивать, проверять», – повторяла себе Дженни, припарковав «тойоту» на другой стороне Диккенс-стрит, в ста метрах от дома. «Тойоту» одолжила у Ричарда из административного отдела, сказала, что ее «понтиак» не заводится, а надо срочно. В театральный бинокль (привет из Риги!) Дженни хорошо видела свою дверь, лестницу… В одиннадцать сорок пять в дверях возник Тони, с атташе-кейсом и мусорным мешком. Мусор отнес к зеленому ящику, вернулся к лестнице. Минут через пять стал прохаживаться взад-вперед. А если приблизится? Вый ду навстречу как ни в чем не бывало, объясню, что забыла дома важные бумаги, чего-нибудь наплету.

Черный «рейнжровер» притормозил у тротуара. Из него вывалилась юная красотка – усатый амбал в коричневой куртке. Амбал поприветствовал Тони за руку и распахнул дверцу кабины. «Рейнжровер» с визгом развернулся, укатил. Американские интеллектуалы выглядят по-разному. Совсем не обязательно худые очкарики, и все-таки морда амбала напомнила Дженни что-то родное, российское… Может, издалека показалось?

Дженни подождала минуты три – и бегом к дому. Вихрем в кабинет. Открыла чемодан. Под стопкой белья (чистого) вороненый пистолет. А это что? На листе бумаги крупными буквами: «Девочка, я свое обещание держу. Умоляю, не трогай игрушку, она заряжена».

Дженни догадывалась, какого цвета ее щеки. Впрочем, выяснять отношения она не будет. Дженни аккуратно уложила все обратно, застегнула «молнии» и ремни. Никто не читал никакой записки. А болтуны – находка для шпиона.

Вот это было именно то, что доктор прописал, скрупулезно соответствовало рецепту.

Нормальный американский прием в нормальном американском доме. A la fourchette. Бумажные тарелки, пластмассовые ножи и вилки. Но бокалы с золотыми ободками дорогого стекла. И на мельхиоровых старинных блюдах и посудинах китайского фарфора искрилась, переливалась яркими цветами, как на европейских натюрмортах, холодная и горячая закуска из фирменного ресторана – не в супермаркете купленная. Ракетные установки («катюши») всевозможных напитков: шотландское виски, французский коньяк, финская водка, вина итальянские и бургундские, шампанское «Вдова Клико», минеральная вода «Перье». Кока-кола, извините, местного разлива…