Дженни специально задержалась в ванной, и, когда вошла в спальню, Тони тихо посапывал. Она легла, придвинулась к нему, обняла. Тони не реагировал. В глухой несознанке. Хоть приводи другого мужика. Дженни улыбнулась своим мыслям. А размышляла она вот о чем. В принципе, она не любила спать с мужиком в одной постели. Заниматься сексом – пожалуйста! Отработал – вали на другую кровать. Джек привык к ее причудам, уходил наверх. В кабинете стояла его койка. Правда, иногда вынужденные перемещения по квартире служили ему поводом для скандала. Сейчас все наоборот. Сексом не занимались (то, что было до ужина, не считается, как будто в прошлом столетии), Тони давит храпака, а ей приятно и радостно, что он рядом, Тони рядом, он принадлежит ей. (Имущество, сделать инвентаризацию! Типичное мышление главы финансового отдела, с чем себя и поздравляем.) Кстати, о птичках. Об имуществе. Бог создал Еву из ребра Адама. Если бы Дженни могла выбирать, из чьего ребра вылепиться, то, конечно, из Тониного. Интересно, что ей придет в голову при дальнейшем исследовании этого маршрута? Сказать завтра Тони или профессор зазнается? Она встала, вышла в коридор, где были такие же высокие сводчатые потолки, как и в ее комнате, спустилась во двор и через ворота с каменным распятием – ворота не охранялись! – на парижскую улицу с булыжной мостовой. Она прекрасно узнавала эти места – «Ведь сны повторяются, Тони, мне хотелось быть вылепленной из твоего ребра, смешно, да? Вчера ты не был похож на себя, мне так понравилось», – но Тони, молодой офицер с длинными вьющимися волосами, взглянул на нее надменно, как профессор Богомолов, сказал какую-то гадость и исчез в ночи… Она кричала, звала, потом со злостью захлопнула дверь. «Ладно, так надо». В своем будуаре, сидя у зеркала, она наводила макияж. В дверь постучали. Появился хозяин, хитрый японец, в белых чулках, малиновом камзоле с белым обшлагом. Треухую шапку он держал в руках. Как всегда, с умильной улыбкой он поцеловал ее голое плечо. «Поль, не приставай». – «Деточка, ты же умница, у тебя не голова, а филиал Уолл-стрит, нам нужно опять наскрести полмиллиона». – «Якимура, мне некогда, понимаете? Нет времени». Хозяин оглянулся и тревожно зашептал: «Солнышко, деточка, цветочек! Что ж ты, блядь, делаешь? Почему не едешь к мужу в Милан? Бонапарт в ярости, грозит бросить армию и примчаться в Париж. И накрылась тогда вся наша итальянская кампания».

– Мама! Мамочка! – Эля водила пальцами по ее щеке.

– Встаю, дочка. Дай мне еще три секунды. Раз, два, три. Видишь, мама как ванька-встанька. Хоп – и на ногах.

«Что-то мне такое диковинное снилось», – подумала Дженни в ванной. И не смогла вспомнить.

Пусть живет со мной, как на облаках. Без забот о завтрашнем дне. Наверно, он это заслужил. Что будет завтра? Никто не знает. Ни Господь Бог, ни нечистая сила, ни я, грешница. Кстати, я грешу уж тем, что называю Господа Бога по имени. У евреев такое панибратство не принято. Надо скромненько и почтительно: Г. Б. На моей родине аббревиатура ГБ имела определенный зловещий смысл. Парадокс русского языка. Улавливает ли профессор Сан-Джайст такие тонкости в «правдивом и могучем, великом и свободном»? Сия цитата ему ничего не скажет, боюсь, он даже не читал Тургенева. Тем не менее Г. Б. (небесный! неземная организация) видит: я прилагаю массу усилий, чтоб не влиять на ситуацию. Понимает ли это Тони? Ведь я еще ни разу не задала ему элементарных вопросов. Примитивных и естественных. Например: «Вы женаты, профессор?» Или: «Сколько вам лет?» Сколько бы ни было, но все эти годы он не порхал в безвоздушном пространстве. Такое невозможно в природе – где-то садился (с кем-то ложился) и кто-то его кормил ужином! Значит, вполне вероятно, что по странам и континентам разбросаны его жены и дети, которые начинают подумывать: почему, дескать, дорогой папаша и добропорядочный супруг подзастрял в Калифорнии? У меня чешется язык спросить его о множестве вещей, я прикусываю язык до крови, я не возникаю. Я лишь надеюсь, что Тони сам разберется в ситуации, определит мне в ней место и сделает соответствующие оргвыводы. И никто меня не обвинит, что я давила, нажимала на клавиши. Какой соблазн – нажать! Нет, никто и никогда. И учтите, герр профессор: геометрические фигуры, разные там любовные треугольники и квадраты, я проходила с З. А. Больше я их не кушаю. Если я в двадцать шесть лет знаю, что для меня главное, то вам, герр профессор, по возрасту положено хотя бы иногда открывать глаза. Все, Тони, я не возникаю. Г. Б. нам подарил уникальный шанс жить на сказочном облаке. Не прозевай его, Тоничка…