В воскресенье сквозь утреннюю дремоту Дженни услышала приглушенные голоса Эли и Тони за дверью, поняла, что Тони встал раньше, чтоб дать ей возможность выспаться, улыбнулась, перевернулась на другой бок и… провалилась в узкую комнату с высоким сводчатым потолком и окном на парижскую улицу. И когда она проснулась, ей удалось схватить этот сон за хвост, вывести из иной реальности, где все растворяется, как в тумане, до следующей ночи, запомнить его.
– Вторая рюмка, Тони. Пей на здоровье, я не комиссар по трезвости. Просто мне бы хотелось, чтоб ты продолжил историю про Жозефину. Она не дает мне покоя, иначе чем объяснить…
И Дженни рассказала свой сон.
– Теперь смотри, Тони. Почему Париж? И явно другая эпоха, кони цокают по мостовой… Никогда я там не была, но уверена – это парижская улица. Присутствует еще военный, без погон и без сабли. Мы с ним ходим по коридору… Правда, одно не стыкуется: он меня зовет Роз, это я запомнила сегодня утром.
Тони на нее смотрел как-то странно. Потом рассмеялся:
– Нет загадок, девочка. После моих историй ты втихаря прочла какую-нибудь книжку про Жозефину.
Дженни жутко обиделась. Ушла в спальню, хлопнув дверью. Тони долго к ней подлизывался. Ну и… задержались в постели. Дженни отметила, что Тони старается в первую очередь доставить удовольствие ей. Ладно, простим за хорошее поведение…
– Ты еще нацепи на себя галстук. Я же в халате. Оставайся в пижаме. Тоничка, на сегодня ты выдохся, тем более что утром встал рано, дал мне поспать. Видишь, я это оценила (оценила другое, в постели, но не все ж ему сообщать?) – и не жду никаких выступлений. Расслабляйся. Ужин проведем по системе бикицер[1]. Тоничка, я тебя люблю, я тебя кормлю. Гуляй – полный релакс, расслабуха, можешь петь пьяные песни. Я тебя доведу до постели и… руки под щеку, спатеньки. Заслуженный отдых. Налей мне тоже рюмку… И все-таки, прежде чем уйдешь в глухую несознанку, ответь на вопрос. Почему ты так среагировал на мой рассказ? Ведь я тебе никогда не вру.
С потолка спланировала ехидная улыбка З. А. Дженни беззвучно (для З. А.) откорректировала: «В данном случае я ничего не выдумала».
Тони опустил рюмку. Взгляд, который Дженни не могла расшифровать.
– Тоничка, не заводись. Не хочешь – не отвечай.
– А как мне было реагировать, моя девочка? Допустим, Париж ты видела в кино. Он, как на пленке, проявился в твоих снах. Нормально. Но улица, которую ты мне описала, – это улица Вожирар. Каменное здание с высокими сводчатыми потолками, забором и распятием на воротах – это монастырь Кармелиток на улице Вожирар. Во время якобинского террора он был превращен в тюрьму. Узников держали в кельях, впрочем, режим не строгий, разрешалось гулять по коридорам, да и много чего. Жозефина там завела роман с генералом Лазарем Гошем, который, как и она, был заключен в монастырь Кармелиток по подозрению в контрреволюционном заговоре. Полное имя Жозефины – Мари-Жозеф-Роз. До Наполеона ее все звали Роз. Генерал Бонапарт, очевидно ревнуя к своим предшественникам, запретил упоминать имя Роз, только – Жозефина.
– Тони, ты мне ничего не говорил про монастырь Кармелиток!
– Правильно. Жозефина Богарне не рассказывала капитану Готару, что девятое термидора встретила в тюрьме. Капитан Готар не знал того, что знаю я, специалист по французской истории. Вопрос: как ты это узнала?
– Сны… Мистика.
– В мистику я верю, – серьезно сказал профессор Энтони Сан-Джайст, – выпьем за мистику!
…За мистику. За Элю. За Дженни. Профессор стремительно уходил в глухую несознанку. В этом состоянии он был очень мил и забавен. Ее домашний пес. Верит в мистику. Дженни в мистику не верила. По своему складу ума она искала логическое объяснение: почему она влюбилась в Тони? И сейчас, наблюдая за ним, она нашла разгадку. Разумеется, у Тони масса достоинств и прочее и прочее. Однако в Москве был заведующий кафедрой биологии, профессор Богомолов, высокий, стройный, с темными мешками под глазами, в летах, по которому вздыхали все студентки. В институте его звали «принцем Уэльским» за вежливость и английскую выправку. Дженни пыталась попасть к нему на кафедру, добилась собеседования. Увы, ее познания в области биологии сильного впечатления на «принца Уэльского» не произвели. Тогда Дженни решила взять крепость фронтальной атакой, тем более что ее отношения с З. А. кончились, но резонанс этой связи еще приятно звучал в институтских стенах… А тут был провал, позор, стыдно вспоминать. Она сидела в унылой забегаловке, пила кофе с молоком, в стакане плавали пенки… В глазах Богомолова читалась ирония… и то, что не она первая идет на штурм. С ледяной вежливостью Богомолов отбил ее разведку боем, показав, что ей рано претендовать на роль роковой женщины, она просто сопливая девчонка. Конечно, она постаралась это сразу забыть – инстинкт самосохранения, да видно, это поражение с привкусом горькой обиды застряло в подкорке. И вот реванш! Профессор Сан-Джайст, улучшенный вариант «принца Уэльского», у ее ног (за ее столом, в ее постели), доверчив и беззащитен. Что же касается мистики (путаницы в именах – с кем все-таки был роман у капитана Жерома Готара: с Роз или Жозефиной?), это Дженни выяснит в следующий раз.