– Нет, конечно, – заверил пекарь. – И мы это обсудим, но завтра. А сейчас поздновато для разбирательств.

– Паршивая попытка дать шанс этому недоноску удрать.

Кубо позволил себе сдержанную улыбку.

– Я тебе обещаю, что ни один из нас из города никуда не уйдёт, – он кивнул тавернщику.

Тот за шиворот поднял паренька, как куклу, на ноги. Вдвоём они вышли из хлева, забрав с собой и свет лампы. Их шаги стали удаляться, и в наступившей темноте Кубо приблизился к Бадварду.

– Жалко твою лошадку, но это не самая большая потеря, – проговорил он тихо. – Если придёшь утром в пекарню, решим, чем возместить.

Пекарь скользнул за своими приятелями в темноту улицы, как будто опасался, что они будут недовольны его промедлением. И Бадвард остался один, в старом хлеву, наполненном запахами прелой травы и свежей конской крови.

Подойдя, он сел на корточки рядом с замершим телом животного. Коснулся ладонью ещё тёплой морды гнедого. Присмотрелся. Крови натекло много. Ян, каким бы странным ни был, а работал ловко, вспоров коню сонную артерию.

Охотник поискал взглядом нож. Тот нашёлся чуть в стороне у сенного стога. Рукоять у него была разболтавшаяся от времени, но хорошо ложилась в ладонь. И до боли что-то напоминала. Словно он уже держал её однажды в руках.

В ту ночь Бадвард плохо спал. Ближе к полуночи поднялся сильный ветер, и старое здание таверны стонало, будто угрожая рассыпаться. Вдали завывали голоса. Не то волки, не то ещё какое лесное зверьё. И сквозь дрёму охотнику казалось, что он слышит топот многих пар конских копыт.

Он проснулся на рассвете, когда небо ещё только начало розоветь. Оделся и, заперев дверь комнаты на не внушавший доверия замок, спустился в зал таверны. Там было пусто и холодно, но с кухни доносились глухие удары. Бадвард подошёл к входу и остановился.

Лубош стоял к нему спиной, и рубашка на нём промокла от пота. Драные на концах завязки фартука обозначали на его фигуре место, где под слоем пивного жира должна была скрываться талия. Хозяин работал мясницким тесаком, и со столешницы прямо на пол текли ручейки крови. Он в очередной раз с размаху опустил нож и остановился. Замер на мгновение, а потом повернулся, открывая вид на стол в мясных обрубках с гнедой лошадиной кожей.

– Я вижу, вовсю готовишь завтрак, – отметил Бадвард с сарказмом.

Тавернщик смотрел на него не мигая. По его вновь поднятой руке к локтю медленно текла с тесака кровь, пропитывая закатанный рукав грязной рубашки.

– А ты кто такой? – наконец, выдал он и вытер пот со лба, оставив на нём красный след.

Охотник скривил рот в ухмылке.

– Постоялец твой вчерашний, – напомнил он и бросил грош хозяину, уловив намёк.

Монета описала дугу и шмякнулась среди груды лошадиных кишок. Лубош даже не обратил на неё внимания, не говоря уже о попытке поймать.

– А-а-а, – протянул хозяин с видом просветлённого, – еда скоро будет.

– Я сегодня, пожалуй, подержу аскезу, – признался Бадвард, глядя, как медленно сползают со стола внутренности животного.

Тавернщик пожал плечами и вернулся к своему делу, предоставив гостю полную свободу выбора.

Охотник вышел из таверны и осмотрелся, ища взглядом печные трубы. Большинство из них бездействовало, но одна курилась дымом. Предположив, что там пекарня, Бадвард пошёл к ней и не ошибся.

Здание стояло на одной из вертлявых улочек города, в соседнем квартале от таверны. Вокруг – лишь слепые нежилые дома. Но дверь с вывеской-кренделем над ней была гостеприимно открыта. В передней находилось что-то вроде магазина. На прилавке лежали свежие булки и стояли крынки молока. Ароматно-сладко пахло выпечкой.