Каждый человек оставляет частичку себя, разрушающую или созидательную, но оставляет. И все же среди толпы всегда находится человек с особенными шагами. После стольких ошибок и боли ты можешь его даже не заметить. Медленно, по сантиметру он приближается к разрушенным стенам и возведенным баррикадам – легкой, оставляющей свет поступью.

Лиля заснула, я накрыл ее одеялом, она улыбалась и посапывала. Сам я уже не мог уснуть, только любовался девушкой и думал, что ей может присниться. Где-то в доме заиграла классическая музыка, наполняя чудесными звуками комнату. В тот момент я понимал, что счастлив, наполненное благодарностью сердце тихонько вторило музыке.

Я не смог усидеть на месте, нашел чистый холст – довольно крупный, шестьдесят на семьдесят сантиметров. Залез в старый кожаный чемодан, который приобрел в одной из антикварных лавок на Ваське, – коричневый, потертый, он снова нес свою многолетнюю службу, хранил в себе тюбики масла. Я достал золотистую охру, красный кадмий, умбру, титановые белила и еще несколько красок. Домой я купил разбавитель без запаха, в небольшой комнате пользоваться обычным было некомфортно. Я тихо, как мышь, перемещался по комнате, взял палитру, вазу с розами поставил рядом с кроватью с деревянным изголовьем, где безмятежно сопела Лиля, а мольберт – как раз напротив, так создалась нужная композиция.

Белое постельное белье лежало красивыми складками, солнечные лучи наполняли комнату светом, розы стояли на полу в высокой голубой вазе, тихо-тихо колыхался тюль.

Я долго смотрел, запоминал, решал, с какого ракурса буду писать, прокручивал в голове цветовую палитру. Когда картина родилась и устоялась в голове, оставалось перенести ее на чистый, невинно белый холст. На эскиз тратить время не стал. Водрузив полотно на мольберт, я закомпоновал всю эту красоту и быстро нанес первый слой масла, стараясь не упустить настроение и детали. Палитра состояла из чистых, радостных, нежных тонов.

Музыка в голове звучала все громче, откликаясь в груди, я работал вдохновенно, быстро, радостно. Это ощущение похоже на секс с любимым человеком: все тело напрягается, сердце бьется и подпрыгивает. Ты, словно писатель, записываешь самые главные слова о любви, но, оставаясь художником, говоришь через холст, передаешь тот самый момент, ради которого остановился и понял, что не можешь пройти мимо. В этот момент ты не можешь противиться, все нутро орет. Сейчас! Да! Именно так! Возьми больше охры! Да! Да! Посмотри, как льется свет! Передай это! Замешай с изумрудной краской! Быстрее, пока освещение позволяет!

И ты создаешь свою картину, как под гипнозом, в беспамятстве. Весь мир может оставаться за окном, но именно твой момент – он здесь и сейчас. Кисть передвигается по холсту, глаза ловят акценты, ты на какое-то время становишься создателем своей реальности. Ты буквально творишь ее.

Лиля проснулась через пару часов, я попросил ее полежать еще немного, она улыбнулась и осталась в постели. Прошло еще какое-то время. Чуть позже я отошел от холста и увидел, что работа была готова. Она не была академически точной, но я добился того, чего хотел. Я запечатлел мой самый счастливый день – в этой комнате, с этой девушкой. Момент, который никогда, возможно, больше не повторится, навсегда остался на холсте.

Приближался вечер. Лиля долго всматривалась в получившуюся картину, пока я тихо курил, сидя на стуле, наблюдая за ней, за ее лицом, движением глаз. Комната к тому моменту стала уже совсем другой, свет и музыка затихли, тот образ навсегда покинул помещение. Наконец Лиля подошла ко мне, я машинально встал. Девушка, совсем невысокого роста, уперлась мне в грудь головой и сказала только одно: