– Раньше ты так не писал, – в ее голосе звучала нежность. Мне послышались нотки светлой грусти, как будто она хотела расплакаться. Руки сами обняли хрупкое тело, я сильно прижимал ее к себе. Мне хотелось ее порадовать, и было решено прогуляться, куда глаза глядят.

Пока Лиля собиралась, я направился в душ и проторчал полчаса под горячей водой. В какой-то момент я осознал, что по лицу бежит не только вода, но и слезы. Я не знал почему, и сам себе удивился. Слезы хлынули рекой, и я не мог сопротивляться. Я снова был на той свалке, смотрел в пустоту, запах отдавался неприятным привкусом во рту. Тогда я стал отчетливо понимать, что никогда не смогу быть до конца счастливым, что этот день никогда не повторится. Что-то говорило внутри: «Ты сам себе враг, и ты знаешь это».

Вернувшись в комнату, я увидел Лилю в розовом кружевном нижнем белье. Сквозь трусики на тонких лямочках просвечивало тело и разогревало фантазию. Она красила губы перед старым зеркалом, вытянув их трубочкой, аккуратными, постукивающими движениями наносила блеск. Когда я вошел, она не сразу оторвалась от процесса, позволив понаблюдать за ней. Спустя мгновение повернулась ко мне, и на лице появилась широкая детская улыбка. Ну как тут устоишь!

Мне хотелось поприставать к ней, я уже было распустил руки, но Лиля изящно вывернулась и заказала такси через приложение. Пока я пытался ее поймать, она кружилась и смеялась.

– Все, я уже заказала! Машина будет через восемь минут. Ай! Нет уж! Давай одевайся, – она смеялась. – Давай быстрее! А то придется доплачивать, если задержимся, – она надула губы, уперла руки в боки и топнула ножкой.

Пришлось подчиниться. Я напялил черные джинсы и бадлон7 того же цвета с высоким воротом, на шею повесил золотую цепочку с куском горного хрусталя. Пока я, сидя на кровати, напяливал носки, Лиля сушила феном и расчесывала мои разросшиеся волосы. Кудрявая непослушная шевелюра поддавалась ее рукам.

Лиля тоже любила темные цвета, в тот вечер она надела маленькое черное платье на бретельках, поверх него – коротенькую косуху. Черные босоножки на толстой подошве, цепочка на щиколотке и сумочка через плечо.

Машина подъехала вовремя. Честно сказать, я даже не знал, куда мы едем, мне было все равно. Лето и любимая женщина делали все происходящее каким-то сказочным.

Я вообще мало к чему проявляю интерес, кроме живописи. Все в жизни кажется пресным по сравнению с ней, и я прохожу мимо. Тот тихий парень с последней парты – холодный, упертый, нелюдимый – это все про меня, даже в толпе я чаще всего один, но я не боюсь этого и не вру себе.

Иногда разговоры в художественной среде переходят в спор, если не в драку. В наше время мир художников раскололся: кто-то говорит, что не стоит опираться на учения старых мастеров, например, на голландскую школу живописи, что это неактуальная нудятина, а современное искусство – это взгляд в будущее, в нем можно не запариваться, главное, это привлекательная картинка и хайп.

Я не согласен с этим мнением и не хочу, чтобы искусство становилось инструментом продвижения позеров в соцсетях. У меня шерсть дыбом встает! С одним парнем из «Мухи»8 у нас дошло до рукопашной. Он рисовал (именно рисовал, а не писал) картинки с голыми девицами в неправильных с точки зрения анатомии пропорциях яркими акриловыми красками, подсматривая в поисковую строку Яндекса. А в пример приводил знаменитейших художников современности, таких как Адриан Гени, Дэвид Хокни, Альберто Бурри, Сай Твомбли и так далее. Наш спор начался с того, что я выдал:

– Твои жалкие рисунки с работами этих авторов не имеют ничего общего. Смирись уже, ты балабол, ты играешь в художника! Хоть я и не питаю любви к современному искусству, но в тех картинах заложен смысл, есть динамика, личное отношение. А ты… ты просто смешон.