– Знаешь, как появилась наша страна?

Я этих историй про заспанного грузина слышать уже не могу.

Пошла с другим – какой-то египтянин, works for American company[16]. В переводе: денег куры не клюют, малышка. Выбрал, конечно, самый пафосный ресторан на самой туристической улице. В зале отвратительно надрывался рояль, старая пианистка мучила его артритными пальцами.

«What a beautiful music»[17] – и мечтательно расплылся в улыбке. Мягкий, липучий, темный.

Принесли рыбный стейк со сливочным соусом. Красиво: серебряные вилочки, ножички, фарфор. А стейк воняет – ну что я могу поделать – немытой мандой. Египтянин все болтал и болтал, настроился на продолжение. Убежала от него, затолкалась в вагон, выскочила на своей станции и пошла на скамейку под стелой – подышать. Рыбный запах будто впитался в меня.

Телефон завибрировал. «Увидимся еще? Когда? Молчишь? Ясно. Могла бы и ответить. Другие девушки, по крайней мере, made everything clear»[18]. Через пять минут еще сообщение, и еще, и еще. «Ты плохой человек», – закончил. Я плохой человек.

Дул теплый ветер, было свежо и царственно тихо. «Но-о-очь, мы вдвоем грустим – не говорим, молчим…»

…все они одинаково раздражают, но Кисуля хотя бы красивый. Надо ему позвонить.

Утром он впервые взбрыкнул. Прошел уже месяц, как я подобрала Кисулю, хотя не планировала встречаться с ним даже во второй раз. Но скука никуда не делась, похоть не растворилась, а вариантов лучше пока не нашлось.

Он невыносим – да, совершенно невыносим. Капризен – не как, к примеру, обласканная вниманием звезда, а как тупой несносный ребенок. Впрочем, это только когда болтает. Если занять его рот чем-нибудь, то можно даже представить в этом теле совсем другое содержание, дорисовать Кисуле щепотку ума, хотя бы самую малость – тогда уже становится приятно, тогда можно получать от него удовольствие…