– Наслышан. А чего? – недовольно бурчит он.

– Говорят, – лейтенант кивает на меня, – дочка вон его там, – машет рукой на молодёжь.

– Здравия желаю! Капитан Самойлов, – представляется мужчина.

– Здравствуйте! Родионов Александр, – отдаю ему раскрытые корочки, в которых указано, что я полковник спецназа в отставке. Обычно эта информация благотворно влияет на представителей закона. – Мы можем уладить возникшую ситуацию здесь и сейчас?

– Да как её уладишь? – пыхтит капитан. – У этой шпаны нет при себе документов. В участок заберём, там будем устанавливать личности.

– Девушку отпустите, пожалуйста, под мою ответственность, – аккуратно вкладываю пятитысячную купюру в руку мужчины, одновременно забирая у него свой документ.

– Мы протокол уже составили на неё, – упирается капитан, убирая, меж тем, деньги в карман брюк.

– Понимаю. Что ж… Значит, поеду с вами. Вызволять возмутительницу спокойствия, – произношу с притворным смехом, протягивая руку капитану как будто бы для прощания.

– Ладно, забирай, – изрекает он, сминая в ладони второю банкноту. – Но если ещё раз попадётся, так просто не отделается.

Капитан подводит меня к Еве. Её глаза расширяются. Испуг на бледном личике сменяется на робкую улыбку.

– Пошли! – командую строго.

– Александр…

– В машину! Быстро! – повторяю приказ.

Вместо того, чтобы подчиниться, Стрекоза громко заявляет:

– Я не брошу ребят!

– Я сказал: «В машину!», – злобно цежу сквозь зубы и крепко беру девчонку за предплечье.

– Нет! Вы не понимаете! – сопротивляется Ева. – Они же…

– Это ты не понимаешь! – не даю ей договорить. Подхватываю Стрекозу за талию и взваливаю на своё плечо.

– Пусти! – она колотит кулачками по моей спине. – Пусти меня, Медведь! – сучит ногами. Увесистый шлепок по заднице остужает воинственный пыл девчонки.

Забросив её на пассажирское сидение, ударяю по газам.

– Какого хрена, Ева? – рычу. – Тебе русским языком было сказано: «Из дома одна ты не выходишь!»

– Я не могла Вам рассказать, что собираюсь агитки клеить! Вы бы всё равно со мной не поехали!

– Разумеется, не поехал бы! Мне в тридцать восемь лет для полного счастья только не хватало нарваться на траблы с ментами из-за твоей придури!

– Наше дело – не придурь! – с жаром возмущается девушка. – Мне очень жаль, что Вы так думаете!

– Окей, – киваю, сосредотачиваясь на дороге. – Посмотрим, что думает твой отец по этому поводу.

– Ой… – жалобно пискнув, Стрекоза замолкает. Но уже через пять минут просит:

– Александр, не рассказывайте папе. Пожалуйста!

– Да с чего это? Я чуть не поседел, пока разыскивал тебя.

– Он рассердится, – Ева нервно грызёт ноготь на большом пальце.

– Ммм, то есть папу сердить нельзя, а меня можно? – бросаю на неё меланхоличный взгляд. Уже не злюсь. Я достаточно отходчивый человек. Главное, что нашёл дорогую пропажу целой и невредимой.

– Медведь… – канючит она. – Я больше так не буду.

– Ага, я вот прям так взял и поверил тебе, Стрекоза! – хмыкаю.

– Ну, правда! Честное пионерское!

– Ты не была пионером.

Спустя какое-то время, боковым зрением вижу, что Ева давится слезами.

– Ев, ты чего? – женский плачь всегда выбивал меня из колеи. Я отношусь к тому типу мужиков, которые понятия не имеют, как вести себя в подобных ситуациях. – Ладно, не рыдай! Не скажу я твоему отцу.

– Ребята теперь меня предательницей считать будут. Их-то загребли, а я, получается, отмазалась, – гнусавит Стрекоза, отворачиваясь к окну.

– А ты бы хотела в каталажку загреметь? – подшучиваю над ней.

– Нет, конечно. Но раз уж нас накрыли, нельзя бросать друзей в беде. Сам погибай, а товарища выручай! Слышали такую поговорку? Надо держаться вместе до конца и разделять общую участь! – сквозь слёзы разъясняет Ева прописные истины.