Туннель петлял, сужался, расширялся, иногда открываясь в крошечные ниши или тупики. И везде – в стенах, в полу, иногда даже свисая с потолка – были экспонаты. Не такие, как ее Сосед. Эти были… законсервированы. Встроены, вмурованы, заключены в прозрачную или полупрозрачную субстанцию, напоминающую янтарь, но явно органического происхождения – то ли смола, то ли затвердевшая слизь, то ли какая-то биокристаллическая матрица. И внутри…
Агата замерла перед одним таким «панно». Внутри мутноватой, желтоватой массы был четко виден фрагмент существа. Не целое, а именно фрагмент. Конечность, покрытая чешуей, переливающейся, как нефть, с когтями из черного стекла. Она была отсечена с хирургической точностью, словно образец для учебника анатомии, только учебник этот был написан безумцем. Рядом – огромный, сложный глаз, размером с ее кулак, с множеством линз, застывший в вечном, немом удивлении. Дальше – крыло кожистое, как у летучей мыши, но с прожилками светящегося синего, теперь потухшего. И еще, и еще… Клыки невероятных размеров, спиралевидные раковины с шипами, куски хитинового панциря с непостижимыми узорами, пучки щупалец, застывших в последнем судорожном движении.
Это был не склад трофеев. Это была коллекция. Систематическая, холодная, бесстрастная. Коллекция жизни. Собранной отовсюду. Вырванной из контекста миров и застывшей в этом вечном, жутком памятнике. Агата почувствовала, как по спине пробежал ледяной пот. Она не просто в ловушке. Она в гигантской, живой витрине. И скоро ее, или ее часть, тоже встроят в эту стену.
Она поспешила дальше, стараясь не смотреть на ужасающие экспонаты. Туннель привел ее в более просторное помещение – не камеру, а скорее… перекресток. Отсюда расходилось несколько ходов. В центре пространства стояла странная структура – нечто вроде колонны, сплетенной из тех же костяных, похожих на позвонки элементов, что она мельком видела раньше. Они были белесыми, пористыми, покрытыми тонкой сетью темных жилок. Колонна пульсировала в такт стенам, излучая слабое тепло.
И здесь Агата увидела живых пленников.
Первый сидел, прижавшись спиной к костяной колонне. Существо было гуманоидным, но лишь отдаленно. Ростом чуть ниже Агаты, с тонким, почти хрупким телом, покрытым гладким, темно-зеленым хитином, отливавшим синим при свете редких биолюминесцентных наростов на потолке. Голова была удлиненной, с двумя огромными, совершенно черными глазами, занимавшими почти треть лица. Рот – узкой щелью без губ. Ушей не было видно. Существо сидело, обхватив колени длинными, тонкими руками с тремя суставчатыми пальцами. Оно не двигалось. Только огромные, бездонные черные глаза смотрели в пустоту, не мигая. В них не было ни страха, ни гнева, лишь глубокая, бездонная апатия и… усталость. Бесконечная, космическая усталость. Оно выглядело так, будто сдалось миллионы лет назад.
Второй пленник был совсем иным. Он не сидел. Он… перетекал. Это был бесформенный комок полупрозрачной, студенистой массы, размером с большую подушку. Цвет – грязно-желтый, с вкраплениями мутного розового и зеленого. Внутри массы плавали темные, похожие на органы сгустки и пузырьки газа. Существо медленно, с трудом перемещалось по полу, оставляя за собой влажный, слизистый след. Оно не имело видимых глаз или рта, но от него исходило ощущение… излучение чистого, немого страха. Тихий, едва уловимый вибрационный стон, который Агата ощущала скорее костями, чем ушами. Ууууу… Низкий, непрерывный, пронизывающий до мозга костей звук отчаяния. Студень наткнулся на выступ стены, остановился, и его «стон» на мгновение усилился, став почти физически ощутимым гудением, прежде чем снова снизился до фонового уровня. Оно просто боялось. Всего. Постоянно.