Толчок! Кубарем качусь по земле. Еще толчок! Что-то важное разбилось во мне…

– Хочешь, я дам тебе молочка?

– Что? Кто? Что со мной?

– Ты разве не помнишь: я дала тебе сдачи!

– Я… все помню… Но… кто я?

– Му-у… Пнула так пнула! Хе-хе! Ты пчела, и ты завязла в меде!

– В каком меде?

– Мда… Разуй, наконец, глаза!

Кругом тьма. Ни единого звука – тишина. И тьма поверила, что она одна. – Ты одинока? – Да, и я недовольна! – Взрыв! Засвеченная точка бьет прямо в глаза. Она обжигает меня. Удираю во тьму. Страшно. Если дам заднюю, то так и не узнаю, что впереди, поверю, что дальше нет пути. Протягиваю руку и прикасаюсь ко тьме. Взволнован! Чувствую нечто плотное, словно сжатый воздух пытается вырваться из лап сдерживающей его тьмы. Тьма – это граница. Позади меня пробивается свет. Это то, чем стал человек – общий знаменатель человечества. Я намерен расширить этот знаменатель.

Делаю шаг вперед – тьма не исчезает. Она сдвигается ровно на шаг. Каждый новый шаг дается все тяжелей. Это нормально? Пожалуй… Я должен идти вперед, пока есть силы. А когда уже не будет сил, после очередного немыслимого усилия я упаду на колени и буду молиться Тьме – моему новому божеству.

Не останавливайся! Иди! – Не могу. – Ты должен идти или умри! – Я должен? Кому?

Я пошел дальше, глубже во тьму, пока не перестал различать свои шаги, свой голос и запах – свою сущность.

* * *

Я очнулся от острой пульсации в висках. — «Ты слышишь?» – Некоторое время лежал, ни о чем не думая, как после долгого сна. — «Ты можешь встать?» – Решил пошевелиться, но тело не послушалось. Попытался еще – дудки! Боже! Что со мной?!

Пахло сыростью и гниением. Издали доносились стенания ветра, а совсем рядом дождь чавкал «капфльф-кап».

Темнота уходила, – светало, – я лежал под бетонной глыбой. – «Счастливчик, что она не придавила тебя!»

Везде – одни руины. В стороне от меня громоздилось здание: балки конструкции изогнулись, стены были разбиты. – «У тебя что-то сломано?»

С рассветом дождь прекратился. С земли поднимался пар. Глядя перед собой, я вдруг заметил, что здание словно тает.

Когда же пар рассеялся и из просветов рваных туч выглянуло солнце, то надо мной возвышались одни деревья. – «Так уже лучше!» – Они выглядели по-зимнему: голые ветки, чистые стволы, не отмеченные бронзовым оттенком паразитирующей на них жизни.

Там, возле деревьев, кто-то был. Лучше не связываться. Нужно уходить! Осторожно, вот так. А теперь – пошел прочь! Наивно я думал, что невидимый.

Пройдя немного, оглянулся: за спиной стояли две собаки. Я попятился. Собаки оскалились, готовясь, наверное, напасть. Я замахнулся на них рукой, после чего они отступили.

Я пошел быстрее. Возможно, собаки шли по пятам, но я их не видел. – «У тебя болит голова?» – Боль пригнула к земле. Мне в виски словно кто-то вкручивал плоские болты, пытаясь расколоть череп.

Собаки все-таки шли за мной, воем периодически давая о себе знать. Они гнали меня по какому-то им одним известному пути. Мне оставалось покорно по нему идти.

Местность поменялась. Кругом были холмы, покрытые лесом. Пахло пихтой. Я взбирался на холм, который нельзя было обойти, потому что по обеим сторонам он обрывался круто вниз. Солнце грело не по сезону – ничего еще не цвело, – и мне было тепло. Я смотрел, как, сначала голубые, облака сползались, формируясь в сплошную массу.

Поднявшийся ветер понес прямо на меня лесную подстилку. По спине захлестал дождь, а в небе загремел дикий смех вперемешку с бранью – так внезапная буря ликовала надо мной. – «Хватит уже издеваться!»

Совсем рядом я увидел оскалившихся собак – решили, значит, снова напасть. Одна из них, что поменьше, вдруг заговорила человеческим голосом: