Через пару километров после Обояни водитель «Газели» остановился, и Александр, выбираясь из кузова, получил в награду ещё и банку сгущёнки, которую Анатолий продырявил ножом в двух местах. Александр спросил:

– Почему ты помог мне?

– Ну а как иначе, брат? Вот помру я, а Спаситель меня спросит, почему я не подвёз путника и не накормил его, – и что я Ему отвечу?

Анатолий попрощался, но вынес из кабины ещё половину батона.

– Спасибо, друг, – поблагодарил его Александр.

– И тебя спаси Бог, – пожелал Анатолий.

Александр шёл по дороге, размышляя о том, что, делая добро и помогая ему, Анатолий не знал, кто он на самом деле.

«А вдруг бы я был тем, кто решил уничтожить этот мир, и добряк Анатолий мне помог? Чем бы было его „добро“ в таком случае? Тогда какие критерии у добра? – спросил себя Александр – и ответил, – никаких. Добро проявляется к чужому биологическому виду или существу, ты можешь погладить или пнуть кошку, погасить окурок о цветок или полить его, все понимают любовь, потому что все хотят жить. И все понимают нелюбовь, потому что хотят жить».

– В жизни всегда есть мера, и всегда есть добрый выбор, – Александр убеждал собаку, которая увязалась за ним.

– Неважно, в каком ты теле находишься, в собачьем или человечьем, или ты созданный разум, ты всегда можешь выбрать, каким тебе быть, Разума без Логики не бывает. Но добрым ты можешь быть только к чему-то ограниченному, у тебя не хватит корма, чтобы накормить всех, и поэтому они кормятся друг другом.

Виниловая пластинка проиграла рондо-каприччиозо Сен-Санса и остановилась, аппарат вернул иглу в самое начало последнего витка земной цивилизации. Баал направился к Горину:

– Ты подчистил все записи? Сюрпризов не будет?

– Занимаюсь каждый день… уже в ущерб основной работе, хотя не вижу в этом смысла, ведь ещё есть время.

– Не твоё дело искать смыслы, твоё дело делать то, что я говорю. Тебе нужно пообщаться с Герой…

Горин скривился: Геру, похожего на аспида, он не любил. Геру никто не любил, кроме Баала и всех без исключения женщин, на которых он действовал «магически», хотя всё было значительно проще. В результате тюремных медицинских экспериментов Гера был модифицирован генетикой ящера, на которую женщины западали больше, чем на близкое им.

– Срочно, – добавил Баал, отследив реакцию Горина, – далее я хочу посмотреть на Места. После общения сеанс сотрёшь.

Горин кивнул. По всей планете шла грандиозная стройка. Здания с фундаментами из тысячетонных камней закрывали что-то бывшее ранее, о чём никто из экспедиции Баала не знал, кроме Сэта, его рабочих и самого Бела. Разговоры были, но все понимали верховность Тайны и грозящее за её раскрытие наказание. Всеми строительными работами на планете руководил Сэт со своего дистанционного пульта через спутники связи, имея на местах лишь бригады техников. Сэт не любил распространяться о том, что делает, и лично пристрелил двух рабочих, которые попытались было слегка открыть рот; он хранил много тайн, как и Горин. На вопрос Горина о смысле этой работы он отвечал: «Мы строим дворцы для наместников, никакой особой тайны, обычные госдачи „богов“». – «Зачем такие большие камни?» – «Так быстрее», – кратко отвечал Сэт. Ничего иного Горину не удалось выжать из друга.

Горин с Белом проследовали в коммуникационный зал, опутанный проводами. Экраны были расставлены кое-как, и похоже – в огромной спешке.

– Спешили, – сконфузился Горин.

– Я понял, – ответил Баал, – наклей пока номера колоний на экраны, чтобы я не путался, а я приглашу Геру и Сэта.

Через 5 минут все экраны были пронумерованы, подошли уже изрядно набравшийся Гера и Сэт, всегда недовольный такими внеурочными вызовами.