– Да! Почему вы, Иосиф Борисович, не прислушиваетесь к мнению Кузнецова?

Ширмыршлянский попытался отшутиться, даже не смотря в сторону Архиповой:

– Пока мне медведь на ухо не наступил, так что со слухом у меня все в порядке.

Кто‑то из актеров засмеялся, так что Ширмыршлянский надеялся, что инцидент закончен, однако Архипова не унималась и продолжала, покраснев, настаивать на своем:

– Нет, это не ответ, Иосиф Борисович!.. Вы считаете, что спектакль должен предстать просто, как театральная фантазия на тему Гашека?

– Вздор! Какая фантазия? – морщась, спросил Ширмыршлянский. – Ты разве против юмора?

Все сотрудники Театра юмора привыкли, что их худрук обращался ко всем на «ты», даже к тем актерам, которые достигли пожилого и старческого возраста. Он сам считал, что такое обращение вовсе не фамильярность или хамство, а скорее товарищеское обращение к коллегам, хотя лично к своей дорогой персоне требовал обращения именно на «вы». Поначалу молодые актеры Архипова и Кузнецов тоже были удивлены подобным обращением, но потом свыклись с этим.

– Нет, не против, – моментально возразила худруку Архипова, – но Гашек написал сатирический роман, а вы пытаетесь скатиться только на один юмор. Юмор ниже пояса!

– Какой вздор!

– Вовсе не вздор! Роман Гашека и его главного героя Швейка читатели полюбили за его антимилитаризм!

Ширмыршлянский сидел на кресле, не двигаясь, не меняя выражения лица.

А Кузнецов тут же добавил, ободренный репликой Архиповой:

– Войну и всяких военных тупых чинуш надо высмеивать, а мы только поем о триппере! Говорим о клистире!

Ширмыршлянский неожиданно для всех актеров захлопал в ладоши, приговаривая:

– Браво!.. Браво! Какой темперамент у наших молодых актеров! Вот бы им так на сцене играть, а не со мной спорить.

– Вы не слышите нас! – воскликнула Архипова. – Швейк не хочет воевать! Вот где поговорить нам со зрителями, уставшими от войны, незаметно перетекшей в контртеррористическую операцию!

Ширмыршлянскому надоело слушать двух молодых актеров.

– Прекратить прения в моем театре! – разозлился Ширмыршлянский. – Вот ты, Архипова недавно институт закончила, не так ли?

– А при чем…

– Сначала бы поработала годик– другой, опыт бы получила, а то сразу меня критиковать вздумала! Спектакль должен состояться, а ты с Кузнецовым хочешь его сорвать!

– Нет, Иосиф…

– Немедленно приказывать прекратить прения в моем театре! – продолжал Ширмыршлянский. – У нас тут театр, а не политический форум. У нас Театр юмора и забывать это не нужно. Кто тут против юмора, может выйти. Двери моего театра всегда открыты на вход и на выход. У нас один юмор и еще раз юмор! Сатиры в моем театре не будет! – Тут Ширмыршлянский замолк на минуту, закурив трубку, потом строго спросил: – Гм, скажите, а вы оба, Архипова с Кузнецовым, считаете, что сатира не должна смешной?

– Нет, она должна быть смешной, она должна высмеивать… – попытался ответить худруку Кузнецов, но его резко оборвал Ширмыршлянский, улыбнувшись фальшивой улыбкой:

– Браво, как хорошо, что хоть иногда ты со мной соглашаешься, Кузнецов! «Смешить и еще раз смешить!» – вот девиз моего театра… Смешить, а не высмеивать! Понимаешь разницу?

– Но…

– Так, – перебил актрису Ширмыршлянский, – можешь организовать свой собственный театр, но не здесь, а в другом месте, и там ставить свои спектакли, но здесь мой театр!

И я здесь худрук, ясно?.. – Ширмыршлянский нахмурился, замолчал минут на три, держа поистине театральную паузу, когда все актеры молчат, но зрители понимают, что пауза вовсе не снимает напряжения в зале, и пауза служит для осмысления услышанного и прочувствованного в спектакле.