, красочные и сочные описания природы, созданные моими любимыми авторами. Я мысленно награждал дорогие мне тексты самыми разнообразными звучаниями, раскрашивал их всеми красками своей голосовой палитры, я неиствовал, но родить ничего не мог. Форма! У меня не было формы, и я не знал что мне делать с огромными скопившимися у меня запасами содержания».
И вот эта встреча на Ташкентском базаре.
«Тот день в Ташкенте, – вспоминает А. Я. Закушняк, – был доведен до белого каления, но тем не менее густая и пестрая толпа на базарной площади как будто презирала отвесно лившееся жгучее солнце. Люди сидели на корточках молча и неподвижно. Перед ними на высокой и длинной повозке находился ярко одетый узбек, который громким и отчетливым голосом что-то рассказывал собравшимся. Он рассказывал, видимо, интересные вещи, этот великолепный узбек. Он с необычайной ловкостью драпировался иногда в цветастое покрывало, часто меняя интонации и позы, то и дело показывая зрителям какие-то предметы, бывшие у него под руками. Оказалось, что узбек – разъездной рассказчик и певец, исполнитель народного эпоса, исторических хроник, преданий, сказок. Он всегда выступает без партнера, но аудитория его всегда велика, неожиданное волнение охватило меня. Вот она – форма! Если узбек властно управляет вниманием сотен слушателей, то почему это может быть запрещено молодому, полному сил актеру, порывающему с тембром? Жанр был найден!».[23]
Что же было найдено Закушняком?
В противоположность Глумову Закушняк не стал искать записей репертуара данного рассказчика и приемы, позволяющие изобразить его. Закушняк обратился к художественной литературе и остановил свой выбор на повести А. П. Чехова «Дом с мезонином». Да, но ведь и до этого Закушняк исполнял рассказы А. П. Чехова. Что же тут нового?
Новым было, конечно, не то, что Закушняк выступил с самостоятельным литературном вечером. Уже до него это делал Андреев-Бурлак. Новым являлся сам принцип решения этих вечеров, «вечеров интимного чтения».
От народного рассказчика Закушняк принял сам принцип рассказа, непосредственного и прямого общения со слушающими его людьми. И весь поиск Закушняка был устремлен на то, чтобы создать наиболее благоприятные условия для такого общения. Для этого Закушняк как бы ликвидировал преграды между рассказчиком и зрителями. Он как бы вводит зрителя в то действие, которое возникает в процессе рассказа. Иначе говоря, в основе творческого открытия Закушняка было своеобразное решение «предлагаемых обстоятельств» рассказа.
«Вечера интимного чтения…» проходили под абажуром уютной лампы, среди красивых ковров, цветов и по-домашнему расставленных кресел, в интимных полутонах «занимательной беседы» со слушателями. Репертуар этих вечеров складывался из рассказов Чехова («Дом с мезонином», «Скрипка Ротшильда», «Шуточка», «Зиночка»), Мопассана («Мисс Гирриет»), Марка Твена («Банковый билет», «Разговор со столом», «Интервью», «Газета», «Дифтерит»), Шелом-Алейхема («Еврейская канитель»). Исполнялась также повесть Короленко «Без языка». С 1910 по 1914 гг. Закушняк провел 190 открытых «Вечеров интимного чтения» в Одессе, Аккермане, Тирасполе, Бендерах, Кишиневе, Киеве, Костроме и других городах и дал несколько закрытых выступлений в Москве, где встретил, в частности, живой интерес и одобрение К. С. Станиславского».[24]
Решение Закушняком «предлагаемых обстоятельств» рассказа, а, следовательно, и образа самого рассказчика жанром «вечеров интимного чтения» явилось новым поворотным этапом в развитии искусства рассказа и всего искусства живого слова в целом.