Второй: А квартира? Ты не обижайся, но я буду работать на себя. Может, я тоже хочу жениться. Ты победишь – твоя хата. А коли я, стало быть, моя. Ты только скажи искренно, от всего сердца, что не обидишься.

Первый: Ладно, не буду. И ты не дуйся, чуть что.

Второй: Правильно.

«Сцена вторая»… – читает Дол, но Крат не слышит, уснул – провалился в промежуток между словами и уснул. Дол положил листы на застеленный газетами стол и лёг на железную кровать с прогнутыми ножными прутьями. Ветер подцепил дверь и отворил её. Смеркающимся глазом Дол увидел маленький пылевой вихрь на пятачке перед котельной. Дверь скрипела, но вставать сытому человеку лень, да и незачем, и вообще… вредно. И тоже уснул.

– Вставайте скорей, вставайте, я пришёл! – повторял кто-то беспокойный, по другую сторону сна.

Сначала по комнате метался его голос, потом затопали ноги, потом он стал весь плотный и вовсю шумный, задвигал стулом. Они подняли веки.

Гость поставил на стол крупную бутылку, блестящую, как мокрая ягода. Друзья подсели к столу. Дол смело посмотрел на бутыль и потрогал её. Крат не так был весел, хотя и рад, что сон оборвался. Жуть ему снилась: длинного-длинного Дола он распиливал на розовые круги, на стейки. Во сне было темно, там висели в гардеробе плащи, и промеж одежды шныряли фигуры с шахтёрскими фонарями на лбу… хорошо, что ничего этого нет. И всё же ему стыдно было смотреть на друга, а Дол, вполне целый, живо блестел глазами.

– Чем занимаешься, Сань? – спросил Дол, ставя три стакана на несвежую газету, при этом точно закрывая донышками стаканов лица трёх депутатов.

– Трезвый хожу, с ума схожу, – ответил гость.

– А нам Дупа предложил спектарь на двоих! – похвастался Дол.

– Погоди, я сыму, а то в плаще ничего не соображаю, – гость стащил с себя плащ и оказался в нижней майке с узкими лямками.

– Ты чего, опять из дома сбежал? – спросил Крат.

– От страху чуть не окочурился.

Саша Посольский по кличке Санёк-Огонёк был тут своим человеком. Когда поругается с женой, просит политического убежища в котельной. Он тоже театральный работник – монтировщик и механик сцены, недавно отправленный в неурочный отпуск.

– Какой спектарь? Там декорации надо ставить? – с надеждой спросил гость.

– Ты сначала просвети нас, какой у тебя напиток, – опередил гостя Дол.

– Спирт кондитерский.

– О! Кондитерский, значит, нежный. Для женщин и детей.

– Что у тебя дома-то стряслось? – спросил Крат, вставая. – И когда ты разведёшься по-людски?

– То не жена испугала меня, братцы. Сейчас расскажу. – Саша Посольский сел за стол. – Короче, прихожу домой полчаса назад. Утром выходил к одному типу денег занять, ну и вернулся ни с чем. Решил побриться, снял рубашку, включил воду… слышу мужские голоса. Бывает, что трубы издают подобные звуки. Я прислушался, а там смеются. Так, думаю, Катька дружков навела. Выхожу в коридор – Катькиных ботинок нет. Где ж она, и что там за мужики? Вхожу резко в комнату – вижу, братцы, стоит посреди комнаты телевизор, стоит на тонких ножках напротив зеркала и сам себе показывает передачу на полную громкость. Я подкрадываюсь, а он как рявкнет: «Уйди отсюда!» Вот тут я остолбенел! Хватаю пульт, а какой-то герой оттуда, с экрана, кричит: «Убери руку, паскуда! Никто не вправе отключать чужое сознание!»

– Надо было из розетки шнур выдернуть! – подосадовал Крат.

– Да я так испугался, что схватил плащ и к вам не чуя ног.

– Санёк, успокойся, это вирус, – вмешался Дол. – Они во всех микрочипах, везде, даже в чайниках.

– Даже в людях, – добавил Крат.

– В людях-то само собой! – со знанием дела поддержал Дол.